— Можешь, — решительно выдыхает Энзо, — даже должна. И съешь. Ты же начала есть уже, почему остановилась? — Елена молчит, глядя ему в глаза, и качает головой, словно не понимая этого. — Послушай, я хочу тебе помочь. Но у меня это не получится, если ты не захочешь.
— Ты купил меня… — упрямо цедит она, и он ругается сквозь зубы.
— Да, купил, чтобы спасти. Мне от тебя ничего не нужно, я тебе уже сказал, ты не должна меня бояться, у тебя просто нет повода. Ты можешь мне доверять.
— Зачем?
— Что зачем?
— Зачем тебе… это? — слова путаются, она с трудом строит предложения, странно и порой даже неправильно выговаривая слова. — Зачем тебе спасать меня?
— Потому что я хочу. И могу. Достаточно аргументированный ответ?
Елена молчит, все еще не находя ответа, и он, рискуя, опускается на корточки перед ней и в который раз протягивает ей булку, выдавив улыбку.
— Пожалуйста, я очень хочу, чтобы ты съела эту булку. А завтра мы с тобой поедем в магазин и купим тебе одежды и еды. Обустроим тебе комнату, помоем тебя, расчешем, приведем в порядок.
— Что я должна буду сделать? — перебивает она его и нервно сглатывает. Он хмурится.
— О чем ты?
— Все не бывает просто так… Я должна буду что-то сделать ради этого.
— Да, должна будешь, — кивает Энзо, — научиться улыбаться и выглядеть, как нормальный человек, а не животное. Это все, что мне от тебя нужно. Чтобы ты росла, как обычный ребенок, чтобы одевалась соответствующе и не чуралась помощи.
— Так не бывает.
— Бывает. Я тебе обещаю. Ну что? — он протягивает ей руку и наклоняет голову набок, продолжая улыбаться. — Мир?
Елена не двигается целую тяжелую, мучительно длинную минуту, внимательно и испуганно глядя на него своими огромными, не по-детски умными глазами. Потом сглатывает, облизав тонкие сухие губы, и вкладывает свою крохотную ладонь в его руку, вцепившись в большой палец.
— Д-да.
====== 2. Странная. ======
— Елена, — Энзо устало выдыхает, когда, открыв дверь, в который раз натыкается на девочку, спящую на пороге. Та, мгновенно проснувшись, отскакивает в сторону и отползает к столу, прижав колени к груди. Он недовольно качает головой и, притворив за собой дверь, опускается перед ней на корточки, — я ведь просил тебя спать в постели, а не на полу. Для чего я купил тебе постельное белье и отдельную кровать?
— Она неудобная, — бурчит она, опустив глаза, и ковыряет заусенец на пальце, — я не могу на ней спать.
— В том-то и дело, что она как раз удобная, — протягивает он, проведя рукой по волосам, — просто ты не привыкла к нормальным кроватям. Ты вообще с рождения хоть раз спала с комфортом? — девочка молчит, и Энзо озлобленно скрипит зубами. — Вот же сволочи!
— Кто-то на улице живет, — выдыхает Елена, все еще не решаясь поднять на него глаза, — у них нет ни еды, ни одежды, ни крыши над головой. А у меня хотя бы что-то было… — она делает паузу и вдруг выпаливает, — у меня была подружка, мы с ней почти месяц спали на одном коврике, а потом она что-то разбила, Хозяин сказал ее выбросить, и она оказалась на улице.
— И что с ней случилось потом? — он видит, как ей хочется с кем-то поделиться этой историей и как ей страшно это говорить.
— Ее принесли через пару дней, побитую, в синяках, практически без одежды и очень замерзшую, — девочка кусает губы, содрогнувшись чем телом, — люди что-то говорили о том, что с ней случилось, но я… я не понимала этих слов, они слишком… сложные, — она морщится, напряженно нахмурившись, и робко смотрит на него исподлобья. — Но на следующий день она умерла. Ее похоронили прямо за гаражами, в какой-то старой яме.
— И такое часто случается? — Энзо вздрагивает от того, как хрипло звучит его голос.
— Часто, — Елена кивает, снова сосредоточенно рассматривая свои пальцы с неровными, грязными ногтями, — «старшие» рожают очередного ребенка, его девать некуда, он никому не нужен. Первые пару дней его пытаются продать или отдать кому-то, но обычно желающих нет.
— Не говори, что их… убивают? — голос снова подводит его, и парень откашливается, пытаясь взять себя в руки. Девочка поднимает на него глаза и с неожиданной детской серьезностью кивает.
— Закапывают заживо, потому что убивать бояться.
— Господи… — он прикрывает глаза, пытаясь свыкнуться с этой мыслью, и качает головой, — это ужасно.
— Я не знаю, кто мои родители, — продолжает она своим монотонным, безэмоциональным голосом, — но мне говорят, что я была таким же ребенком. Что меня должны были выкинуть, но не выкинули, потому что кто-то за меня вступился. Знаю только, что моя мать была одной из «старших» и она сбежала.
— А ты хотела бы узнать, кто твои родители? — осторожно спрашивает Энзо, внимательно вглядываясь в ее лицо. Елена молчит очень долго, глядя в одну точку и практически не моргая. Потом поднимает глаза и смотрит на него своими глубокими, слишком взрослыми глазами.
— Да. Чтобы убить их.
Ему становится не по себе от ее серьезности. Страшно от того, что четырехлетний ребенок, который в принципе пока не особо должен ориентироваться в мире, с таким пониманием и полным осознанием говорит о смерти, об убийстве. Причем об убийстве людей, которые по сути дали ей жизнь.
— Ты… ты серьезно?
— Я ненавижу их. И… и не важно, что я родилась из-за них. Просто я ненавижу их, — она сжимает крохотные кулачки, с силой сжав челюсти, и едва слышно шмыгает носом.
— Знаешь, — Энзо садится на пол, прижавшись спиной к стене возле нее, и смотрит на Елену, — случается, что люди ненавидят своих родственников. По разным причинам, так бывает.
— И у тебя? — она вскидывает на него изумленные глаза. Он усмехается и проводит рукой по губам.
— И у меня.
— Ты ненавидишь свою семью?
— Это… сложно, — он передергивает плечами и нервно кусает губы, — сомневаюсь, что мне стоит рассказывать о себе сейчас. Лучше подожду, пока ты вырастишь и будешь понимать больше, чем сейчас.
— Так ты действительно берешь меня к себе? — Елена перемещается, сев напротив него, и внимательно смотрит ему в глаза. — Насовсем? Никуда не продашь, не подаришь и не выбросишь?
— Считай, что я твой старший брат теперь, — улыбается Энзо.
— Брат?
— Ну, в отцы я явно не гожусь. Вот сколько ты мне дашь?
— Нисколько, у меня нет денег, — щурится девочка и едва ли не впервые за все время лукаво улыбается. Он смеется, а она тем временем продолжает, пожав плечами. — Двадцать пять? Где-то так.
— Радостно. Мне девятнадцать, Елена.
Она округляет глаза, удивленно посмотрев на него, и поджимает губы.
— Я думала, ты старше.
— Так и задумывалось. Понимаешь, к своим девятнадцати я добился того, чего не добиваются и в тридцать лет. Но я к этому стремился: к уважению, к деньгам, к власти. Я хотел всего этого и получил. Самое главное в достижении своей цели — это соперники, люди, которые пытаются тебя обойти.
— И у тебя был сильный соперник?
— О да, — Энзо фыркает, закатив глаза, и насмешливо смотрит на нее, — очень сильный. Сколько себя помню, мы соревновались: у кого денег больше, машина круче, девушка симпатичнее. И так было до тех пор, пока… пока я не выиграл.
— А он?
— Тебе нужно поспать, — он вдруг резко поднимается, отряхнувшись, — уже поздно, а я не люблю, когда кто-то спит днем. Правда для тебя я сделаю исключение, но только один раз. Я не хочу отступать от всех своих правил.
— Я готова делать все, что ты скажешь, — Елена тоже вскакивает, как-то испуганно и нервно глядя на него, — я не знаю, почему ты решил вытащить меня оттуда и дать мне шанс, потому что я не верю в человечность. Но я буду преданна тебе, клянусь, хотя бы из-за того, что ты дал мне возможность начать все с начала. Только… — она сглатывает, потупившись, — не бросай меня сейчас, хорошо? Я сделаю все, только скажи. Только… не бросай меня, — неожиданно ее прорывает, и слезы начинают струиться по ее щекам.