– Почему этому не учат? – спросил я. – Почему?
– Да потому, что в самом банальном понимании – мы все-таки потребляем чужую Силу! – гаркнул Гесер. – Вот ты, зачем приперся в такую рань? Гневные филиппики мне читать! Ах, как же так, мы потребляем вырабатываемую людьми Силу! А ведь тебе доводилось отбирать ее напрямую, выкачивать, подобно настоящему вампиру! Надо было – не смутился. Пошел, весь в белом, с печалью на благородном челе! А позади тебя детишки плакали!
Он, конечно, был прав. Частично. Но я уже достаточно поработал в Дозоре, чтобы понимать: частичная правда – это тоже ложь.
– Учитель… – негромко сказал я и Гесер вздрогнул.
Я отказался быть его учеником в тот самый день, когда отбирал у людей Силу.
– Слушаю тебя, ученик, – глядя в глаза ответил он.
– Дело ведь не в том, сколько Силы мы потребляем, а сколько отдаем, – сказал я. – Учитель, цель Ночного Дозора – разделять и защищать?
Гесер кивнул. – Разделять и защищать до тех пор, пока нравы людей улучшатся и новые Иные будут обращаться только к Свету?
Гесер снова кивнул.
– И все люди обратятся в Иных?
– Чушь, – Гесер покачал головой. – Кто тебе такую ерунду сказал? Хоть в одном документе Дозоров есть такая фраза? В Великом Договоре?
Закрыв глаза я посмотрел на послушно вспыхнувшие строки.
“Мы – Иные…”
– Нет, таких слов нигде нет, – признался я. – Но все обучение, все наши действия… все выстроено так, что создается именно такое ощущение.
– Это ощущение – ложное.
– Да, но этот самообман поощряется!
Гесер тяжело вздохнул. Посмотрел мне в глаза. Спросил:
– Антон, всем нужен смысл жизни. Высший смысл. И людям, и Иным. Даже если этот смысл – ложный.
– Но это тупик… – прошептал я. – Учитель, это тупик. Если мы победим Темных…
– То мы победим Зло. Эгоизм, себялюбие, равнодушие.
– Но само наше существование – тоже эгоизм и себялюбие!
– Твои предложения? – любезно поинтересовался Гесер.
Я молчал.
– У тебя есть возражения против оперативной работы Дозоров? Против контроля за Темными? Против помощи людям, попыток улучшить социальную систему?
Вот тут я почувствовал почву для реванша.
– Учитель, что именно вы передавали Арине в тридцать первом году? Когда встречались с ней у ипподрома?
– Отрез китайского шелка, – спокойно ответил Гесер. – Женщина, все-таки, захотелось ей красивых тряпок… а годы были тяжелые. Мне приятель из Манчжурии прислал, а оно вроде как ни к чему было… Осуждаешь?
Я кивнул.
– Антон, я с самого начала был против глобального эксперимента на людях, – с явным отвращением сказал Гесер. – Дурацкая идея, ее с девятнадцатого века вынашивали. Не зря Темные согласились. Никаких позитивных перемен это не несло. Та же самая кровь, войны, голод, репрессии…
Он замолчал, с грохотом открыл ящик стола. Достал сигару.
– Но Россия сейчас была бы благополучной страной… – начал я.
– Бла-бла-бла… – пробормотал Гесер. – Не Россия, а Евразийский союз. Сытое социал-демократическое государство. Враждующее с Азиатским союзом во главе с Китаем и конфедерацией англоязычных стран во главе со Штатами. Пять-шесть локальных ядерных конфликтов в год… на территории стран третьего мира. Драка за ресурсы, гонка вооружений пострашнее нынешней… Я был раздавлен и разбит. В пух и прах. Но еще пытался трепыхаться:
– Арина говорила… город на Луне…
– Да, верно, – кивнул Гесер. – Лунные города были бы. Вокруг баз с ядерными ракетами. Ты фантастику читаешь?
Пожав плечами я покосился на книжку в мусорной корзине.
– То, что писали американские писатели в пятидесятых годах – это и случилось бы, – пояснил Гесер. – Да, космические корабли на атомной тяге… военные. Понимаешь, Антон, у коммунизма в России было три пути. Первый – развиться в прекрасное, чудесное общество. Но это противно природе человека. Второй – выродиться и сгинуть. Так и случилось. Третий – превратиться в социал-демократию скандинавского типа и подмять под себя большую часть Европы и Северную Африку. Увы, среди последствий этого пути – разделение мира на три противостоящих блока, рано или поздно – глобальная война. Но еще до того люди узнали бы о нашем существовании, истребили или подчинили себе Иных. Прости, Антон, но я решил, что лунные города и сто сортов колбасы к восьмидесятому году того не стоят.
– Зато сейчас Америка…
– Сдалась тебе эта Америка, – поморщился Гесер. – Дождись две тысячи шестого года, тогда поговорим.
Я молчал. Даже не стал спрашивать, что там Гесер видел в грядущем, в уже недалеком две тысячи шестом…
– Твои душевные терзания мне понятны, – потянувшись за зажигалкой, сказал Гесер. – Не слишком цинично будет, если я сейчас закурю?
– Да хоть водку пейте, учитель, – огрызнулся я.
– Водку с утра не пью, – Гесер запыхтел, раскуривая сигару. – Твои терзания… твои… сомнения мне вполне понятны. Я тоже не считаю нынешнюю ситуацию правильной. Но что случится, если мы все впадем в меланхолию и устранимся от работы? Я тебе скажу, что! Темные с удовольствием примут на себя роль пастухов человеческого стада! Они смущаться не будут. Они порадуются, что им повезло… Решай.
– Что решать?
– Ты же приехал с намерением подать в отставку! – повысил голос Гесер. – Ну так решай, в Дозоре ты, или наши цели для тебя недостаточно светлы.
– При наличии черного цвета серый считается белым, – ответил я.