Это первый год после Потопа журналисты придумывали красивые названия – «зона смерти», «адская кухня» и еще чего покруче. А потом…
К любой новости привыкают. Привыкли и к этой. Хотя, как можно привыкнуть к тому, что на месте городов и сел теперь могильник, Михаил слабо себе представлял.
Никто не знал, сколько людей погибло во время Потопа. В любом случае – пятнадцать миллионов, как объявила ООН, или семнадцать миллионов человек, как говорили некоторые специалисты, – цифра была одинаково страшной. Одно время число погибших пытались подсчитать, но из этого ничего не получилось. А когда начались основные события – стало просто не до того.
«Зона совместного влияния» – выдумали же названьице! Когда на второй месяц после событий прекратили прием беженцев и начали городить «колючку» и пропускные пункты на востоке, никто не мог сообразить, что, собственно говоря, произошло. Коммуникации не работали – связь, телевидение и радио никто и не налаживал. У военных была своя, а всем остальным, если честно, было не до связи. Жара стояла страшная, трупы животных и людей гнили буквально повсюду. Ядерное заражение от шести блоков Запорожской АЭС, химическое заражение от химкомбинатов и металлургических заводов, вспышки инфекций, вплоть до чумы и холеры, – забот, мягко говоря, хватало. А тут – конфедераты, с их дохлым тезисом, что сам Господь поделил Украину на Левобережную и Правобережную, Львовский путч оуновцев, Полонянский кризис…
Вдоль нефте– и газопроводов стали стеной российские войска – какое уж тут международное сообщество и его бесполезное мнение, когда речь идет о собственных интересах? Да и мировое сообщество не сильно сопротивлялось, разве что особо оголтелые правозащитные организации – российские ресурсы шли в Европу, а своя рубашка все же ближе к телу, чем чья-то «вышиванка». Тем более что восточные области заявили о создании независимой республики и мгновенно присоединились к России, войдя в состав Федерации как единый член.
– Лихое было времечко, нечего сказать. – Михаил невесело усмехнулся в усы. Он до сих пор помнил те страшные дни безвластья и безвременья. Безвременье кончилось, а вот безвластье…
Безвластье оставалось и поныне, правя бал на просторах Зоны совместного влияния, на двенадцатый год после Потопа. Все привыкли. Никому не было дела до того, что творится в «карантине» – лишь бы не дул оттуда ветер и не шли дожди, приносящие радиоактивную воду или кислоту. И не лезли через «колючку» и минные заграждения аборигены – покрытые язвами, заразные и опасные. Потом потихоньку сюда, в «карантин», начали сливать свои человеческие «отбросы», что с востока, что с запада – больно уж удобно было избавляться от недовольных и преступников таким дешевым и доступным способом – и «карантин» стал тем, чем был сейчас. Ничьей Землей, где действовал один закон – закон силы. И цель у живущих здесь была одна – выжить.
У тех, кого сейчас в бинокль рассматривал Михаил Сергеев, выжить не получилось. Сложно выжить на открытой местности, когда в атаку на тебя заходят бронированные туши боевых вертолетов. Такие операции называют зачисткой Зоны совместного влияния от незаконных бандитских формирований. Как будто бы бандитские формирования бывают законными, ей-богу! На деле же «чистили» все, что попадалось под руку. Рисковать никому не хотелось, да и развлечение при нудной охранной службе какое-никакое. Безнаказанность развращает, что ни говори. Рубежи, особенно последние два года, охранялись из рук вон плохо, несмотря на изобилие электронных систем. Сергеев, который минимум раз в два месяца переходил нелегально то восточную, то западную границу, знал это наверняка. Зато стрелять по движущимся мишеням местный контингент научился здорово.
Кто «порезвился» здесь вчера, можно было только догадываться. БМП были без опознавательных знаков. Расстрелять их могли и ооновцы, и россияне, и конфедераты. Потенциально он мог назвать еще как минимум десяток вероятных виновников вчерашних событий, но для начала им надо было где-то раздобыть вертолеты.
Михаил был далек от того, чтобы жалеть погибших – на невинных овечек они не смахивали. Скорее всего, ребятки были из банды атамана Супруна – гулял здесь такой уже года три, и весело гулял, надо сказать, с размахом и молодецкой удалью. Лил кровушку, жировал на военных складах, вешал мародеров и философствовал, что твой батька Махно. Не далее как пару недель назад именно его ребятки обложили Сергеева и Молчуна в Кременчуге, плотно так обложили, умеючи. Но не знали на кого нарвались. Там и полегли, все пятеро – они, кажется, называют такую пятерку в свободном поиске – «гуртом». А пятый, как оказалось, сам «пан гуртовой», долго рассказывал все, что знал и не знал, с ужасом глядя в спокойное лицо Молчуна, сидевшего перед ним на корточках. Не зря боялся. У Молчуна к ним особый счет. Какой – Молчун не говорил. Он вообще ничего не говорил. Слышать – слышал, и неплохо слышал, как летучая мышь. А говорить – не говорил. Никогда.