Лейтенант Икари… А что? Звучит!
И вообще, чего это я тут стою и туплю, а? Лёгким испугом вместо Трибунала отделался? Отделался! Наказание получил по сути мизерное? Мизерное. Награду получил в виде нового звания? Да!!! Ну, вот и здорово — можно теперь с чистой душой идти домой и отдыхать от трудов праведных, поставив себе мысленно ещё один плюсик за выполнение очередного ключевого задания.
И, в конце-то концов, у меня же теперь законный отпуск!..
Я неторопливо брёл по коридору, ведущему к служебной парковке НЕРВ, на ходу обдумывая и перебирая у себя в голове недавние события. Мой разум, склонный к постоянному анализу и пережёвыванию всего и вся, просто не мог оставить какие-то тёмные места — мне требовалось прояснить возникшие вопросы хотя бы чисто для себя…
Итак, почему же со мной обошлись подобным образом? Символическое, по своей сути, наказание, а вдогонку — весомая награда. Где же это видано, чтобы неподчинение приказам в военное время каралось столь мизерно? Вон, у римлян за такое казнили безо всяких разговоров, меня же просто пожурили и ещё конфеткой угостили…
Нелогично? Отнюдь.
Заходим теперь с другой стороны. А что ещё командование могло сделать-то? Посадить меня на гауптическую вахту, загнать в дисциплинарный батальон, гм, расстрелять? Ну, или записать в штрафники, чтобы я кровью смыл свою вину?..
«Приказ N227 Верховного Главнокомандующего Икари, среди Пилотов прозванный не иначе как "Ни шагу назад!", значительно повысил обороноспособность Токио-3 в период Войны Ангелов, хотя и в настоящий момент рассматривается как чрезмерно жёсткий…»
Угу, сорвут с меня нашивки, отправят в бой, а сзади будет заградотряд в виде младшего лейтенанта Аянами со снайперской винтовкой…
Ох, что же я опять-то так брежу, а?
Итак, попробуем хоть как-то воспроизвести ход мыслей бати — хоть и сложно, но всё-таки можно…
Вот, значит, я — командующий Икари… Вот провинился у меня подчинённый, и что я буду делать? Ну, сначала, наверное, рассмотрю его дело… В ходе рассмотрения выясню, что некий паршивец совершил такие-то и такие-то злостные преступления. Первая мысль? Наказать к чёртовой матери — выгнать из НЕРВ, засадить в тюрягу, конфисковать имущество… Кто он, говорите? Ага… Опа.
И тут выясняется, что:
Во-первых, этот паршивец — единственный на текущий момент боеспособный Пилот и основная ударная сила НЕРВ и ООН.
Во-вторых, его проступок — это вступление в бой вопреки приказу, в котором он всё же победил. И вполне аргументировано доказал, что его подвигло на такое деяние, а эксперты признали, что он говорит вполне разумные вещи…
В-третьих, провинившийся — собственный сын, но это уже малосущественный пункт.
Ну, на счёт предпоследнего — это уже мои собственные догадки… Так. Ну и что же получается в итоге? А получается, что победителей не судят. Но вот облажайся я, и разговор шёл бы уже совсем в ином ключе…
«Победа не нуждается в оправданиях. Поражение не позволяет оправдаться».
Так что всё вполне логично и ожидаемо, это я просто что-то чрезмерно тормозил после выхода из лазарета — кольнули меня там чем-то не тем, что ли? Или уже позже переутомился, когда к разбору своих полётов готовился? Может быть, может быть…
Хотя и перенервничал я всё-таки преизрядно. Да и трудно тут не нервничать, когда тебя точно лягушку скальпелем препарируют три строгих командирских взгляда. Ладно ещё Гендо — батя и так на всех смотрит, как на мячи, которые согласно святому правилу волейболиста нужно кидать и бить. Фуюцки тоже ещё в пределах нормы — он меня не знает, я его не знаю, всё чётко — святое дело пропесочить провинившегося подчинённого…
А вот Мисато откровенно удивила. Я бы, конечно, не сказал, что не ожидал такого… Но с другой стороны как ей ещё было себя вести-то — так же, как и дома, что ли? Ага, щаз… Дружба дружбой, а служба службой — мы всё-таки не только друзья как я считаю, но и подчинённый и начальник. И ведь, чёрт возьми, когда-то одна из сторон наших отношений начнёт превалировать!..
Ладно, ладно, проехали… Такой переход в поведении Мисато, конечно же, несколько выбил меня из колеи, но не слишком сильно. По-другому она всяко поступить не могла, но… Какой-то осадок на уровне подсознания всё же остался…
Хорошо ещё, что для меня это не особо важно.
Я нажал на широкую кнопку электронного замка, открывая дверь на парковку, начал спускаться по невысокой лестнице… И тут же замер как вкопанный.
— Auf den Arsch fallen![1] — с чувством выругался я.
Вот спрашивается, чего я сюда пёрся-то, а? Нет, обычно-то меня из штаб-квартиры забирала Мисато, у которой пока что на моей памяти ещё не было ночных смен, а вдруг сейчас всё изменилось из-за недавнего боя? Обычно Кацураги могли поднять ни свет, ни заря, но это же в обычное время, а теперь у нас в НЕРВе опять аврал и кипеш, после визита Самсиила… Проклятье, и что же теперь делать? Так, мобильник, мобильник… Нужно позвонить Патрону и узна…
От копаний по карманам меня отвлекло настойчивое бибиканье.
— Синдзи!
Етить твою, Мисато!..
Кинул взгляд на парковочное место моего командира. Ага, так и есть — «Супра» на месте, капитан машет мне из окна. А я уже, блин, панику развёл, даже не удосужившись убедиться в своих подозрениях…
Я поправил китель, застегнул верхнюю пуговицу и чётким шагом промаршировал к машине Мисато. Залез в машину, пристегнулся, выпрямился на сиденье.
Кацураги все ещё в своей столь нелюбимой форме.
— Молодец, Синдзи! — капитан дружески ткнула меня кулаком в плечо. — Напортачил ты, конечно, изрядно… Но выкрутился красиво — и аргументы хорошие, и факты налицо…
— Спасибо, капитан Кацураги, — ровным голосом произнёс я.
Девушка моргнула.
— Эээ… Синдзи, ты как? — обеспокоенно спросила меня командир, внимательно глядя мне в глаза.
— Нормально, капитан Кацураги.
Сейчас я являл собой отличный пример офицера японской или немецкой армии — спокойный, невозмутимый и насквозь дисциплинированный боец…
Что со мной уже как-то слабо ассоциировалось, мда…
— Синдзи… Синдзи, ты чего? Ты чего, обиделся, что ли?
— Никак нет, капитан Кацураги. Всё нормально. Мы уже можем ехать?
— Синдзи, Синдзи! Ты чего и правда обиделся? Брось, чего ты как ребё… Агхм… Эээ… Ну….
Вид Мисато, накрытой внезапным приступом косноязычия и растерянности, был просто сногсшибателен — такой мне удавалось застать её крайне редко.
— Нет, ну ты чего, Синдзи? Я же всё-таки не только твой опекун, но и командир, и иначе поступить просто не могла!.. Чего, правда обидела? Ну, извини меня тогда, пожалуйста! Я же не со зла — привыкла уже с тобой как со взрослым общаться, вот и думала ты поймёшь!.. Синдзи? Синдзи!
— Что вы, капитан Кацураги, — деланно удивился я. — Вы и не могли поступить иначе — это же действительно ваша работа…
— Синдзи! Ну, хватит, а? Я же уже извинилась! Может, мне загладить свою вину? Ну, хочешь… хочешь… — лицо Мисато отобразило чудовищную внутреннюю борьбу, происходящую внутри моего командира. Сделав над собой огромное усилие, которое явно далось с огромным трудом, Кацураги выдавила. — Хочешь, я за тебя посуду буду мыть, а? Неделю?
— Две.
— Синдзи, ты же знаешь я бы сама никогда такое не пред… Э! Что?!
— Две недели.
Девушка подозрительно сощурилась.
Под её пристальным взглядом моя рожа начала кривиться в откровенной ухмылке, а изо рта вырвался звук, подозрительно напоминающий хрюканье.
Всё, сдаюсь — больше не могу ломать эту комедию! И рад бы дуться подольше или посерьёзнее, но просто не получается уже. Виновато-растерянный вид Мисато способен тронуть кого угодно, и куда уж тут мне, с моим добрым сердцем идти против такого?..
— Ах ты, паршивец! Да ты же надо мной издеваешься!!! — всплеснув руками, возопила Кацураги. — Я к тебе!.. А ты!.. Ух!
1
Букв. «упасть на очко» (