Поэт проходит через разоблачение и саморазоблачение: «Но что же сказал тебе однажды Заратустра? Что поэты слишком много лгут? Но и Заратустра – поэт».[21] Поэт утрачивает способность лгать (то есть создавать перспективы) с чистой совестью. Он должен выйти за свои собственные пределы и претерпеть перерождение: «Изменившимися видел я поэтов и направившими взоры на самих себя».[22]
Святой отшельник, которого Заратустра встречает в лесу, один не знает того, о чем знают уже все: что бог умер. Он продолжает служить тому, в существование кого больше никто не верит. Тем самым он, подобно поэту, теряет собственную идентичность. Но этот выход за пределы самого себя остается для отшельника неосознанным. Как следствие, у него нет будущего, ему остается только умереть, что и происходит в последней части «Заратустры»: «Но теперь умер и он, самый благочестивый человек, тот святой в лесу, который все время славил своего бога пением и бормотанием. Его самого я уже не нашел, когда нашел его хижину, – лишь двух волков в ней, которые выли о его смерти: ибо все звери любили его».[23]
7. Философ. Фигура философа в осмыслении Ницше неоднородна. Существуют философы, которые придерживаются уже установленных ценностей, подыскивают им обоснование, систематизируют и резюмируют их. Это философские работники и служители общества и государства. Они раньше всего добиваются почестей и признания. Это – «прославленные мудрецы»: «И немало властителей, желавших ладить с народом, впрягали впереди своих коней – осленка, прославленного мудреца» [8, с. 107]. Другой род философов составляют те, кто сами являются законодателями. Они создают новые оценки. Созидание новых оценок требует уничтожения старых: творцы должны выступать и в качестве разрушителей. Они осуществляют переоценку ценностей. Это уже сугубо маргинальная стратегия существования.
8. Точка сборки: сверхчеловек (der Ubermensch). Все описанные выше стратегии существования носят некий частичный или двойственный характер. Это еще не тема, но вариации на тему. Так, например, шут – это сам Заратустра, провозвестник идеи вечного возвращения и сверхчеловека. Но это и «обезьяна Заратустры», которая портит ему похвалу глупости. Заратустра поэт, но: поэты слишком много лгут. О воинах говорится, что они не могут быть подвижниками познания, но являются только его предвестниками.[24] Все высшие люди представляют собой фигуры перехода: они только мост и ступени, назначение которых состоит в том, чтобы проходили по ним и через них, чтобы их оставляли позади. Каждый высший человек, покинувший царство толпы, есть импровизация, полная риска и опасностей и, как правило, обреченная на неудачу («О высшие люди, разве не все вы – не удались?»[25]). Но из этих импровизаций должна будет появиться новая тема, которой еще только предстоит быть сыгранной. Существование высшего человека, сорвавшегося с места, не имеющего больше своего места (heimatlos), становится подобно потоку. Но рано или поздно потоки должны соединиться в море: «Как не найти потоку, в конце концов, дороги к морю!».[26] Сверхчеловек и является этим морем: «Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке: он – это море, где может потонуть ваше великое презрение».[27] Если высший человек реализует лишь какую-то одну из трансгрессивных стратегий существования, то сверхчеловек вбирает в себя все экстатические способы бытия, он проходит превращение через тысячи душ (Verwandlung durch hundert Seelen). Его идентичность уже не определяется наличием некоего фиксированного центра, но носит в высшей степени подвижный характер. Сверхчеловек – это тот, «чья душа жаждет пережить во всем объеме прежние ценности и устремления и обогнуть все берега этого идеального «Средиземноморья», кто ищет из приключений сокровеннейшего опыта узнать, каково на душе у завоевателя и первопроходца идеала, равным образом у художника, у святого, у законодателя, у мудреца, у ученого, у благочестивого, у предсказателя, у пустынножителя старого стиля».[28] Таким образом, фигуры свободных умов, странника, воина, шута, танцора, поэта и отшельника, философа оказываются метафорами, характеризующими безымянных (die Namenlosen), «недоносков еще не проявленного будущего (die Friihgeburten einer noch unbewiesenen Zukunft)». Сам Ницше проживал и изживал все эти позиции: он сам ощущал себя heimatlos, namenlos; всего лишь одинокий воин, поэт и скоморох.
28