Вместе с тем для Пиренна по сути дола не существует самой проблемы Нидерландской революции, как революции буржуазной. Характерно даже внешнее построение изложения: тема Нидерландской революции не выделена в отдельный том, а входит частично в III том, частично в IV том; подразделение на главы также дается не по внутреннему ходу борьбы, а сообразно смене правителей бельгийских провинций.
Пиренн выясняет ряд причин, вызвавших революционное движение в Нидерландах. Он указывает на экономическую причину — эксплуатацию Нидерландов Испанией, на политическую — стремление Нидерландов (особенно нидерландской знати) к восстановлению «бургундских вольностей», ущемленных политикой испанского абсолютизма, не говоря уже о множестве второстепенных обстоятельств, вплоть до «психологических» мотивов — бестактной и неискренней политики Филиппа II, неспособной Маргариты Пармской и т. д. Но главным стержнем революции является для Пиренна религиозный вопрос.
Нидерландская революция протекала в сложной исторической обстановке. Самая передовая по капиталистическому развитию страна Европы, Нидерланды, была политически подчинена одной из самых феодально отсталых стран. — Испании. Борьба против феодализма здесь неизбежно сливалась с национально-освободительной войной против Испании. В условиях той эпохи социальное и национальное движение в Нидерландах так же, как и потом в Англии, приняло резковыраженную религиозную окраску, как борьба кальвинизма и анабаптизма против господствующей католической церкви.
В глазах буржуазных историков политическая и религиозная борьба заслонили социальную, как мы видим это и в историографии английской революции, которая даже для передовых английских историков все еще остается в первую очередь «пуританской». Поэтому борьба между Нидерландами и Испанией, борьба между протестантами и католиками, изучена гораздо лучше, чем классовая борьба в самих Нидерландах.
И у Пиренна социальная сторона Нидерландской революции заслонена политической и особенно религиозной. При этом, хорошо понимая социальную сущность анабаптизма, Пиренн не выясняет классового характера кальвинизма. Он видит в нем лишь религиозную и политическую сторону. Кальвинизм обращается, в изображении Пиренна, ко всем классам и особый успех имеет у «промышленного пролетариата». Классовый характер кальвинизма как религии буржуазии остается невыясненным, невыясненным остается и общий характер движения, как буржуазной революции. Пиренн не уклоняется от аналогий между Нидерландской революцией и Великой буржуазной революцией во Франции, но как раз эти аналогии показывают, как далек он от понимания их действительного содержания и исторического родства. Он сравнивает — и не однажды — герцога Альбу с… Робеспьером, испанский террор в Нидерландах с террором французской революции, казнь Эгмонта и Горна с казнью Людовика XVI. Гезов он сравнивает с вандейцами, резню гезов с сентябрьскими казнями во Франции. Другими словами, он считает возможным проводить аналогию между революционным террором и жестокостями феодальной контрреволюции. И здесь и там он видит жажду человекоубийства под давлением долго сдерживаемой ненависти. Стоя на позициях расплывчатой буржуазной «гуманности», Пиренн допускает грубые исторические ошибки, сближая факты, совершенно противоположные по своей исторической сущности.
Религиозный момент выдвинут у Пиренна на первый план не случайно. Он служит развитию основной его темы истории образования бельгийской нации. Религиозная борьба провела резкую границу в самих Нидерландах, границу между католическим югом и протестантским севером. Бельгия осталась верной католичеству. Социальная борьба у Пиренна покрывается борьбой религиозной. Восстания плебейства в бельгийских городах рассматриваются как захват власти кальвинистским меньшинством, опирающимся на «разнузданную толпу», преследующим католичество и стремящимся восстановить городской партикуляризм. Но это ведет в последнем счете к восстановлению испанского владычества в Бельгии и к торжеству католицизма.
Мы уже отмечали выше католицизм и легитимизм Пиренна как непосредственное продолжение его национализма. Эти положения широко отражены и в настоящем томе, где автор всячески спешит «воздать должное» личным качествам и соблюсти «справедливость» по отношению и к Филиппу II, и к Гранвелле, и к герцогу Альбе и к «эрцгерцогской чете».