Тем временем правительница стала постепенно склоняться перед этим несокрушимым сопротивлением. Она дошла до того, что поставила перед собой вопрос о том, разумно ли сохранять министра, одно лишь присутствие которого делало невозможным управление страной. Чем резче вельможи подчеркивали свою ненависть к Гранвелле, тем больше уважения и преданности они выказывали Маргарите. Поэтому она льстила себя надеждой, что сумеет умиротворить их, как только король предоставит ей право действовать самостоятельно и освободит ее от унизительного контроля, которому он ее подчинил. Кроме того искусные интриги настроили ее против кардинала. Ее секретарь Армантерос и в особенности Симон Ренар, открытый враг Гранвеллы, внушили ей мысль, что Гранвелла втайне пытается вредить ей в Мадриде[89]. Так как отказ Филиппа II предоставить Пьяченцу дому Фарнезе придавал этим обвинениям некоторое правдоподобие, то в конце концов Маргарита дошла до того, что тоже стала желать отозвания своего советника как из честолюбивых стремлений играть политическую роль, так и из личных интересов[90]. С января 1 563 г. она давала понять, что готова согласиться на его заявления о желании выйти в отставку, которые ему иногда случалось делать[91].
Эти настроения правительницы внушили дворянам смелость для нового удара. 11 марта принц Оранский, Эгмонт и Горн направили королю настоящий обвинительный акт против Гранвеллы. Кардинал, заявлялось в нем, стал такой ненавистной фигурой в провинциях, что его пребывание здесь больше нетерпимо; убеждение, что решение «всех важнейших дел» зависит от него, настолько укоренилось в умах, что «нечего надеяться на искоренение его, пока он находится здесь». Что касается их самих, то они твердо решили впредь не заседать больше вместе с ним в государственном совете[92].
Этот ультиматум был отправлен Филиппу тремя подписавшими его не только от их имени, но и от имени почти всего высшего дворянства. За исключением Аремберга и Берлемона, он был одобрен всеми рыцарями ордена Золотого руна и всеми провинциальными штатгальтерами. Ультиматум ясно указывал на это, ссылаясь на «настроения стольких здешних высокочтимых людей». Впрочем, нетрудно было понять, что он требовал гораздо большего, чем отозвание ненавистного министра. Он содержал в действительности целую политическую программу. Обвиняя Гранвеллу в том, что он присвоил себе решение «всех важнейших дел», ультиматум тем самым осуждал монархическое испанское управление во имя национально-бургундского.
Филипп II не в состоянии был понять этого. И хотя он возмущен был наглостью вельмож, но приписывал их поведение лишь оскорбленному самолюбию, обманутому честолюбию и личным интригам. Он полагал, что действовал очень искусно, когда тянул со всеми этими делами и, как всегда, прибегал к мелким политиканским ухищрениям. Он воображал, что имеет дело лишь с интриганами и что достаточно посеять взаимное недоверие среди вождей, чтобы положить конец движению. Он тянул до 6 июня, затем ответил, что он намерен вскоре лично приехать в Нидерланды, а пока ему приятно будет видеть одного из вельмож и узнать, в чем обвиняют Гранвеллу. Ибо, заявлял он, «... я не считаю, что вы сообщили какую-нибудь особую причину, которая могла бы заставить меня прийти к убеждению, что я должен произвести указываемые вами изменения»[93]. Одновременно, чтобы оторвать графа Эгмонта от принца Оранского, он обратился к Эгмонту с письмом, в котором писал, что он охотнее всего хотел бы вести переговоры с ним.
Но как ни польщено было честолюбие графа этим проявлением королевской милости, он был слишком тесно связан с дворянской лигой, чтобы решиться пойти на разрыв с ней. После совещания с двумя другими вельможами, подписавшими послание от 11 марта, он покорно поблагодарил короля за его благоволение, заявив, что счастлив будет приложиться к его руке, но что он не может приехать в Испанию «по делу о кардинале»[94]. А через несколько дней эти трое вельмож обнародовали два новых письма, адресованных Филиппу II и правительнице[95]. В первом из них они заявляли, что их отказ заседать в государственном совете рядом с Гранвеллой остается в силе, во втором они объясняли, что важнейшей причиной этого их отказа является недавно полученный из Мадрида официальный приказ не созывать генеральных штатов, которые одни только, по их глубочайшему внутреннему убеждению, в состоянии изыскать «средства, чтобы покончить со всеми этими бедствиями». Эта декларация не оставляла никаких сомнений относительно образа мыслей вельмож. Нельзя было яснее указать, что дело шло для них не о личном, а о принципиальном вопросе, и лучше очертить конфликт между абсолютистским и автономным правительством. Гранвелла тотчас же понял это, обвинив своих врагов в том, что «они хотят превратить страну в своего рода республику, в которой король может делать только го, что им угодно»[96].
89
Маркс (
90
Заслугой Рахфаля (