– Бывает, что словишь дюжину крыс, – вспоминал тот в приступе неожиданной ностальгии, – сваришь их в котелке – вот и обед уже есть на несколько дней! А тут что? За все платить надобно.
Нолль кивал, наполняя его стакан.
– А в день перед полнолунием приходят жрецы, отдаешь им мешок крысиных хвостов, так они тебе – одежду какую, спиртное… Добрые люди – у них, если правильно попросить, всякое достать можно.
– Так у церковников тут, выходит, особые права, раз они вниз спускаются? А как же крысы?
– Да какое! – проговорился господин Куренкох. – Крысы тут ни при чем! Ворота закрыли давным-давно, потому что жизнь пошла беспокойная. На улицах волнения, а бывало, что и постреливали. Тоже, кстати, жрецы замешаны. Хочешь – оружие принесут за хвосты. Ну, я сам не знаю, но слышал.
«Вот оно что, – подумал Нолль. – Любопытно».
– А с чего вдруг нижние стали просить у жрецов оружие?
Господин Куренкох пожал плечами. Взгляд у него уже был стеклянный.
– Это я точно не знаю. Но недовольство росло в последние годы. В этот Нигиль-то первой очередью наших, нижних, и забирают.
Когда все было выпито, господин Куренкох вдруг схватил номер «Молчского вестника», лежавшего на столе, и взмолился:
– Прочтите вот то, про меня! Прошу, господин.
– Вы что, сами еще не читали?
– Я правда умею! – смутился мужчина. – Только иногда на меня что-то находит, и вдруг начинаю читать по складам. Дочту одну строчку – и забываю, что там было в начале. Прошу!
И Нолль дважды прочитал ту цитату, что была приписана Куренкоху: «Бой с врагами нашего города ведется не только на Нигильских полях, но и в каждом доме, на каждой улице! Мы ветераны невидимого фронта».
Тот с восхищением слушал, а потом какое-то время молчал.
– Это я так красиво сказал? – спросил он наконец и улыбнулся от гордости.
Прощаясь, Нолль сунул ему три сотни генн. Господин Куренкох еще помялся, повздыхал – и вдруг решился:
– Благодарю! Только ведь это все на супругу уйдет. Она платье хотела, знаете, такое, как там, наверху. Хоть раз в жизни можно себе позволить…
Тут Нолль его перебил. Он успел устать от этих намеков.
– Берите, вот двести – лично для вас. – Иной добавил еще две банкноты. – Спрячьте только получше… от вашей супруги.
Куренкох просиял. Когда перед ним захлопнулась дверь, он еще долго причитал за порогом, не решаясь уйти:
– Добрый Бог из Монолита, упаси достойного господина от всякой гадости: от переднего края, от молчской беды, от нужды и от хвори! Пусть вши его кусают не больно, а нога его никогда не ступит на дно нищенской ямы…
13
Ранним вечером Нолль, надев дешевое, купленное в переулке пальто, вышел на улицу. Во внутреннем кармане был спрятан заряженный револьвер. Итак. «Приходите на собрания в красный дом в Сыром переулке, что рядом с кладбищем в тени Монолита. Каждый четверг, в восемь часов».
«Красный дом» в тени Монолита, где собирались молчские революционеры, удалось отыскать не сразу. Хотя бы потому, что дом в действительности не был красным. Поплутав вокруг кладбищенской ограды, Нолль вдруг заметил на углу молодого человека. Тот, будто бы выплыв из сумрака, чиркнул спичкой и прикурил трубку. Как видно, он подавал Ноллю знак. Дощатая стена, у которой он стоял, была не крашеной, только поросшей с одного угла красной плесенью. «Довольно хитро», – отметил Нолль.
– Вы кого-нибудь ищете? – поинтересовался молодой человек.
– Нет, – сказал Нолль и, подумав, добавил: – Никого.
Тот быстро кивнул.
– Идемте.
Двухэтажный дом под номером шесть в Сыром переулке снаружи казался заброшенным, лишь в окнах верхнего этажа – со стороны задворка – мерцал огонек. Вслед за молодым человеком Нолль вошел внутрь с заднего входа. Расстегнув пару пуговиц на пальто, сунул руку в карман и нащупал рукоять револьвера. В зале на первом этаже было темно, но в углу, у заколоченных окон, угадывался изломанный силуэт печатного станка. Пахло краской.
Провожатый направился по скрипящим дощатым ступеням наверх – к полосе света, выползающей из приоткрытой двери. Нолль не отставал. Оттуда уже доносился чей-то оживленный, но шепчущий спор.
– Нет уж, простите, я сегодня пришел попрощаться. Гайда и Винне забрали вчера посреди бела дня!
– Ты сам, что ли, видел?
– Нет, встретился в магазине с матерью Гайда. Влепила мне пощечину… Ну, она думает, это я его к вам привел.
– И что там с Гайдом?
– Как что? Их обоих теперь отправят в Нигиль. А вы как думали?
– Брешешь, Герро. Брешешь!
– С чего ему врать? Я вот слышала, в этот раз отправили одного из Среднего города. Так что все может быть.