Марго неуютно поежилась: букет, полученный от инспектора, так и остался вянуть в гостиной, не то, чтобы она намеренно игнорировала знаки внимания, но за всеми последними событиями — болезнью, встречей с епископом, бумагами покойного мужа, ответным письмом Спасителю, наконец! — она совершенно забыла о Вебере.
И теперь хризантемы, пожухлые и скучные, торчали в углу гостиной, а у Марго — из чувства вины или растерянности, — не хватало духа убрать их.
Она опустила все еще пылающее лицо и, боясь встретиться с ядовитым взглядом фон Штейгера, прочла до конца:
«Постскриптум. Ни один аристократический род империи не изобразит на фамильном гербе бражника Acherontia Atropos. Ни один — кроме вашего, Маргарита. Вы хотели бы узнать, почему?».
И еще ниже:
«Ответные письма прошу передавать следующим образом: с шести до семи утра у зимнего манежа будет ожидать мой кучер Кристоф, с семи до восьми вечера у восточных ворот — камердинер Томаш Каспар.
Всегда Вам преданный Г.»
Дойдя до последней буквы, Марго снова скользнула глазами вверх, к началу письма, и прочла его бегло, целиком, глотая слова, как микстуру. А потом еще раз. И еще. Пока не ощутила в желудке сытое тепло и не откинулась на спинку кресла, в радостном волнении разглядывая портрет.
Первый и единственный портрет, который когда-либо был у Марго.
В нем чувствовалась талантливая, но не совсем твердая рука. Размашистые штрихи выдавали натуру импульсивную и — пылкую? какая точная характеристика для человека, в чьих жилах течет огонь! — одновременно пугающую и притягательную.
В той же манере оказались выполнены иллюстрации в подаренной книге.
Если бы не имя — Рудольф Габихтсберг, — Марго бы подумала, что автором является сам Генрих.
Листы шелестели, как крылья ночных мотыльков. С рисунка на рисунок перепархивали бабочки. Марго улыбалась, рассеянно следя за их черно-белым танцем. Но замерла, зацепившись взглядом за крупное, расчерченное на кольца, брюшко и узор, напоминающий человеческий череп.
Мертвая голова.
Бабочка с отцовского стилета.
Судорожно вцепилась в книгу, Марго зашевелила губами, по слогам разбирая латынь:
Ache-ro-ntia at-ro-pos
«Название с древности внушало людям страх, — читала она дальше по-авьенски. — Первое слово происходит от названия реки в загробном мире, второе — от имени богини судьбы, рока.
Это самый крупный представитель семейства бражников и одна из самых больших бабочек в Священной империи.
Бабочка Мертвая голова может издавать резкий и пронзительный писк, который, в совокупности с пугающим рисунком на ее груди, сделал насекомое предметом для суеверий. До сих пор считается, что бабочка используется в черной магии, а звук, издаваемый насекомым, воспринимается как способ общения чернокнижников с умершими душами. В некоторых странах верят, будто чешуйка с крыла этой бабочки, попав в глаз, причиняет слепоту. И, согласно легенде, именно с появлением Acherontia Atropos связано распространение свирепствовавшей в империи чумы. Немудрено, что с древних времен данный вид бражника преследуется и уничтожается, и в настоящее время находится под угрозой исчезновения…»
В глубине дома начали звонко отбивать время часы.
Едва не выронив книгу, Марго выпрямилась в кресле и встревоженным взглядом обвела кабинет: тени порхали по углам, в газовых лампах трепетали огоньки, и барон, прикрыв тяжелые веки, затих и молчал, погруженный в апатию.
Марго сглотнула слюну.
Никто не изобразит на фамильном гербе Acherontia Atropos. Никто — кроме ее отца.
Дрожащими руками она завела за уши выбившиеся пряди волос. Дыхание постепенно восстанавливалось, но прежняя легкость прошла, оставив место тревожному возбуждению.
Его высочество — нет, Генрих. Конечно, его зовут Генрих! — отправил Марго не только письмо, от которого до сих пор тянуло теплом, но и зацепку к тайнам ее семьи. Вот только бы узнать — каким?
Часы в доме отбили положенное время. Но едва стих последний — седьмой, — удар, как за ним последовал новый.
Только на этот раз постучали в дверь.
6.3
Госпиталь Девы Марии, Райнергассе
— Так сколько, говорите, пациентов вмещает госпиталь?
— Сто сорок душ, ваше высочество.
— С новыми флигелями будет триста. Оборудование доставили?
— Прошу сюда.
Смотритель распахнул двери и сам услужливо отскочил в сторону, пропуская вперед Генриха, за ним — Натаниэля, после — Имре Фехера с торчащим из нагрудного кармана карандашом, и следом — темнокожего мальчишку, серьезного и похожего на обезьянку, в каждой руке которого — по саквояжу.