— Я тебе говорил, чтобы ты не подходил к ней? — прорычал отец. Ан тихо заскулила, пытаясь вывернуться из его рук. Отец грубо перехватил её за живот и зажал под мышкой.
— Она… Мы!.. — испуганно пропищала Рем.
— Она пришла сюда сама, — спокойно сказал дядя.
— Значит, больше не придёт!
— Ей было здесь интересно.
Отец зарычал и сжал пальцы. Ан всхлипнула от боли.
— Постойте!.. — Рем сделала шаг вперёд, но отец не стал её слушать и стремительно вышел из кабинета.
Перед ними расступались все рабочие и родственники. Ан тихо плакала и даже не пыталась вырваться. Ей было больно и страшно.
Только в их комнате, захлопнув двери, отец остановился и поднял её перед собой. Его лицо всё ещё было пунцовым от гнева, а левый глаз едва заметно дёргался. Значит, он снова будет её ругать. Ан очень хотелось спрятаться, убежать и забиться в тёмный угол. Под ногами была пустота, и от этого она чувствовала себя ещё более жалкой и беспомощной.
— Я больше не буду к нему ходить! — Ан уставилась на висок отца, где от напряжения проступила жилка. Бока болели под жесткими пальцами. Дышать стало трудно. Она сглотнула, пытаясь унять подступающие к горлу рыдания. Если она разревётся, станет только хуже. Отец ненавидит слёзы.
— Никогда больше не ходи туда, — отец встряхнул её. Голова Ан мотнулась из стороны в сторону. Ей стало совсем плохо, и она истово закивала.
— Твой дядя слабак и дурак, — отец уже не кричал, но его взгляд оставался злым. — Хочешь стать такой же?
Ан замотала головой. Она не хотела быть слабой и глупой. Их все обижают, никто их не любит и они никому не нужны.
— Все эти бумажки делают из людей мусор. Слабое отребье. Понимаешь?
Она не понимала, но кивнула. Что угодно, только бы он быстрее успокоился и поставил её на пол. Отец чуть разжал пальцы, и Ан наконец-то свободно вздохнула.
— Я не хочу быть такой, — она потянулась к нему, и отец послушно перехватил её так, чтобы она могла обнять его за шею.
— И не будешь, — кивнул отец. Он уже спокойно подошёл к окну. Ан нравился вид отсюда, особенно в солнечный день, сразу после дождя. Стеклянные башни сверкали всеми огнями, словно были не домами, а драгоценными камнями.
— Я вырасту большой и сильной, и мы с тобой куда-нибудь уедем, — Ан погладила отца по щеке. Обычно это его успокаивало. Вот и теперь он чуть прищурил зелёные глаза, а кончики губ дрогнули. Он никогда не улыбался так, как другие члены семьи, но Ан научилась понимать, когда он доволен или радуется.
— Разумеется, — отец легонько ущипнул её за ляжку. Совсем несильно. Ан широко улыбнулась и расслабилась. Папа успокоился, теперь всё в порядке.
— Это очень хорошо… А если не получится? — Ан вспомнила про чертежи. Что, если они ей интересны, значит, она уже испорчена?
— Получится, я это знаю, — уверенно заявил отец. Ан кивнула. Раз он уверен, значит, так и будет. Она твёрдо дала себе обещание, что больше не будет приходить к Строителю. Было немного жаль, что больше она не увидит бумажки, но сейчас это казалось ей неважным и незначительным. Главное, что отец будет доволен.
— Мы скоро снова поедем путешествовать, — тихо прорычал отец. — Ты рада?
Ан кивнула, хотя уезжать из Дома ей не хотелось. Тут было интересно, хотя и не все тут ей нравились. Но… в Доме отец всё время злился, а другие родственники дразнились и смеялись над ними. Ан не понимала причин, и ей это не нравилось. Она не любила, когда отец злился. Он сразу становился грубым и неприятным. Вдали от Дома он был гораздо добрее.
Поэтому она улыбнулась и повторила, что хочет уехать. Шрамированные губы отца дрогнули. Он рыкнул и чуть подбросил её. Ан засмеялась и забыла о его вспышке гнева.
Ночью Ан проснулась от шума. Дверь в гостиную была закрыта, но из щели между ней и косяком падал свет. Доносились тихие голоса. Ан пощупала подушку рядом с собой. Папы нет. Это непорядок.
Ан спустилась с кровати и подошла к двери.
За дверью спорили отец и Рем. Отец стоял спиной к двери в спальню, словно не хотел пускать сюда племянницу.
— Уматывай отсюда, — тихо прорычал отец. — Нет.
— Почему? — Рем тоже старалась шептать, но постоянно срывалась на тонкий возмущенный визг. — Почему вы так упёрлись?!
— Я сказал — нет!
— Но ей надо учиться! Как вы не понимаете?! Ей уже пять лет!