4. Начиная с правления Суйко (592–628) записи «Нихон сёки» приобретают намного большую регулярность и детализацию. Ее ставленник наследный принц Сё:току-тайси — известен как активный сторонник распространения буддизма и человек письменной культуры. Улучшившаяся «технология» летописания находит свое выражение и в более точных датировках, не расходящихся в столь драматической степени (что характерно для более раннего периода) с данными корейских и китайских источников.
5. К данному классу подготовительных материалов относятся: записи Ики-но Пакатоко (Хакотоко, см. правление Саймэй), который предоставил отчет о поездке в Китай в составе официальной миссии ко двору Танского императора, а также записи Ато-но Сукунэ Титоко (см. правление Тэмму) и др. Использование записей, ведшихся отдельными личностями (или же составленных ими по специальному распоряжению), свидетельствует о достаточно широком распространении письменной культуры (во всяком случае, в придворной среде).
6. В создании единого информационного поля была чрезвычайна велика роль буддизма. Общая направленность этого вероучения на прозелитскую деятельность диктовала потребность в обширном корпусе проповедников, путешествовавших по всей стране и служивших проводниками самой различной информации. Принципиальная ориентированность буддизма на письменный канон способствовала овладению монахами (по крайней мере определенной их частью) грамотой, которая давала им доступ к письменным источникам как конфессиональных, так и внеконфессиональных знании. Поэтому государство активно использовало их при конструировании государственной машины. Многие монахи становились известны благодаря своим познаниям во врачевании, астрологии и строительстве.
Заинтересованность буддизма в приобретении новых адептов находила свое выражение, в частности, в активном участии его приверженцев в строительстве транспортной инфраструктуры, без чего «прозелитский потенциал» не мог быть использован в должной мере: жизнеописания выдающихся монахов при перечислении достоинств святого не забывают отметить его вклад в строительство мостов и дорог. Широкое строительство буддийских храмов, активно поддерживаемое государством, обеспечивало высокую концентрацию населения в местах строительства. Сами храмы также являлись постоянным местом общения, обмена и аккумулирования информации. Признавая одной из основных добродетелей переписывание сутр, буддизм способствовал широкому распространению грамотности.
Если говорить более конкретно о буддийских источниках «Нихон сёки», то, по всей вероятности, основным носителем информации по буддизму для составителей «Нихон сёки» послужила храмовая хроника «Ганго:дзи гаран энги»[78] (в окончательном, известном нам виде, сложилась, вероятно, уже в VIII в. — в 747 г., но приводимые там данные свидетельствуют в пользу значительно более раннего происхождения первых версий). Повествование «Ганго:дзи гаран энги» охватывает период с середины VI в. до середины VII в. и представляет собой вполне законченный сюжет — сведения, не касающиеся истории буддийского вероучения в Японии составителей храмовой хроники не интересуют. Известно также, что в том же 747 г. были составлены хроники храмов Хо:рю:дзи и Дайандзи (сохранились в более поздних редакциях). Данные ранних версий этих храмовых хроник также могли быть использованы при составлении «Нихон сёки». Кроме того, составители «Нихон сёки» пользовались рядом эпиграфических материалов буддийского свойства (надписи на шпиле пагоды, статуях и т. д.). Интерес высших страт японского общества по отношению к буддизму во многом был обусловлен его значительной ролью в формировании официальной идеологии[79].
7. Период, описываемый в исторической части «Нихон сёки», был, вероятно, самым открытым в смысле проницаемости для иноземной культуры вплоть до второй половины XIX в. Морское пространство во время составления свода было скорее проводником культурной информации, нежели чем ее блокатором. В то же время оно служило достаточной преградой, чтобы не дать вовлечь страну в те конфликты которые постоянно вспыхивали на континенте. Вовлеченность Ямато в дела на материке (в особенности, на Корейском полуострове) была достаточно велика: Япония имела там подвластную ей территорию (Имна, яп. Мимана), а также государство, которое оно поддерживало и которое служило основным каналом приобретения информации вырабатываемой на континенте (Пэкче, яп. Кудара). Поэтому-то в тексте «Нихон сёки» так часты ссылки на летописи этой страны (тексты их не сохранились). Таких летописей было по крайней мере три: «Записи Пэкче» («Кудара-ки», цитируется в записях, относящихся к Дзингу: Ко:го:, О:дзин, Ю:ряку), «Вновь составленные [записи] Пэкче» («Кудара синсэн», Ю:ряку, Бурэцу) и «Основные записи Пэкче» («Кудара хонки», Кэйтай, Киммэй). Кроме того, эти (а также, вероятно, и другие) источники корейского происхождения используются в «Нихон сёки» и без ссылки на них. Особенно интенсивное использование корейских источников характерно для правлений Кэйтай и Киммэй — временами складывается впечатление, что мы имеем дело не с историей Японии, а с историей Кореи, что, по всей видимости, свидетельствует: 1) о тесных взаимоотношениях Ямато с государствами Корейского полуострова; 2) о непосредственном участии корейских специалистов в составлении «Нихон сёки»; 3) об отсутствии исторических материалов для этого времени собственно японского происхождения, восполняемых за счет корейских источников.
79
См. об этом