— Слушай, ну зачем тебе к тетке? — спросил Арндт, когда оба они отсмеялись. — Ты ее и не помнишь же. Да и она тебе, ни в госпиталь, ни сюда ни разу письма не прислала, ты ж рассказывал.
— Ну а куда я поеду? — погрустнел Геббельс. — Буду, значит, в экипаже околачиваться. Не турнут же меня на улицу?
— Турнуть конечно не турнут. — согласился Йоган. — Но и веселого мало.
— Не трави ты душу. — нахмурился Карл, вновь берясь за швабру, которую успел прислонить к стене.
— Эй, приятель, ты чего? — возмутился Арндт. — Я тебя к себе в гости позвать хотел.
Амнезирующий пришелец из будущего недоуменно воззрился на приятеля.
— Поехали, говорю тебе. — горячо начал убеждать тот. — Я тебя с кузиной познакомлю.
— Да ну тебя. — вспыхнул Карл.
— Ой-ой-ой, вы глядите какой образец целомудрия, покраснел-то как. — снова расхохотался Йоган. — А кто с дочками герра Оберманна, в одном пледе на голое тело, собирался знакомиться, Отто что ли?
— Иди в пень. — пробурчал окончательно смутившийся юноша. — Если я этого не помню, значит этого не было. А я не помню!
Последнюю фразу он прорычал жутким голосом, в котором Арндт, если бы видел этот фильм, легко опознал бы Чужого из одноименной ленты.
— Ну ладно, ладно! Ты — образец порядочности и настоящий офицер. — Йоган демонстрировал белоснежную, но до жути ехидную улыбку. — Слушай, поехали. Ну?
— Да неудобно как-то…
— Неудобно целоваться с девушкой, стоя на потолке — то у тебя фуражка свалится, то у нее подол задерется. — назидательно произнес Арндт.
— Ты б хоть родителей сначала спросил. — буркнул Карл. — Может им это не понравится?
— Слушай, ты прям дикий какой-то. С какого черта им это должно не понравиться? Приехал сын на побывку, с другом… Не понимаю я тебя, честное слово.
— Ну ладно, ладно! Хватит меня уже тут опускать.
— Куда? — опешил Йоган.
— Ниже плинтуса. — охотно пояснил Геббельс.
Пару мгновений друг недоуменно смотрел на него, а потом расхохотался, да так, что едва не сполз по стенке на пол.
— Ну ты престидижитатор. — простонал он. — То нормально говоришь, то ляпнешь такое… Надо будет запомнить это выражение. Надо же: «Опущу ниже плинтуса»! Ой, не могу, я сейчас уписаюсь.
— Мыть сам будешь. — сказал Карл и тоже захохотал. Больно уж заразительно умел смеяться Йоган.
— Ну все, решили? Едешь? — спросил Арндт, когда приступ хохота наконец отпустил обоих.
— Да от тебя разве отвяжешься? — хмыкнул Геббельс. — Кстати, я давно тебя хотел спросить — ты откуда? Я твой выговор определить не могу.
— У-у-у-у. — протянул Йоган. — Тебе интересно куда мы едем, или где я родился?
— Э… Ну, и то, и другое.
— Едем мы в берлинские окрестности. — парень выдержал поистине театральную паузу.
— Ну не томи же, дружище. — укоризненно сказал Карл.
— Из Испании. Правда мы уже девять лет как вернулись на родину отца. А мама — она испанка.
— Етишкин кот, так это у тебя кожа смугловатая? А я-то думал ты летом на каком-то курорте так обзагорался!
Йоган возвел очи горе, попытался придать своей хитрой мордашке невинное выражение (от чего она стала еще хитрее) и ангельским голосочком — ну прямо херувим, или певчий из церковного хора сказал:
— Клянись что никому не скажешь.
— Ты еще где-то рождался? Всё! Всё, клянусь, иначе прямо тут помру от любопытства, и мой хладный труп будет на твоей совести, которой у тебя нету!
— Ну-у-у, понимаешь, матушка в свое время обещала назвать первенца в честь своих дедушек, а папа не смог ей воспротивиться, так что мое полное имя — Йоган-Мигель-Альбано Арндт.
Йоган перевел взгляд на ошалелое лицо Карла и прыснул.
— Держу пари — мама будет называть тебя «Карлито».
Москва, Кремль 27 декабря 1938 г., одиннадцать часов утра (время берлинское)
— Ви полагаете, товарищ Кузнецов, что Гитлер опять перехитрил всех, и даже товарища Сталина? — хитро глядя на Наркома ВМФ спросил Вождь. — Вот, например, и товарищ Ворошилов, и товарищ Берия считают, что последние шаги Германии с абсолютной точностью говорят о том, что Германия собирается нападать либо на Польшу, либо на нее и Советский Союз.
— Либо — вместе с ней. — негромко произнес Берия.
— Спасибо, Лаврэнтий. Такой вариант тоже вполне возможен. — Сталин продолжал глядеть на адмирала. — Что же ви молчите?
— При всем моем уважении к товарищам, — твердо произнес Кузнецов, — Лаврентий Павлович не моряк, а Клименту Ефремовичу стоило бы вспомнить уроки франко-прусской войны. В тот раз мощнейший броненосный флот Франции полностью блокировал порты пруссаков, что не помешало французам блестяще капитулировать в самые сжатые сроки.