— Та самая Катя, которая этим летом приезжала? — перебил его Борис.
— Да-да, та самая, — быстро закивал Роман.
— А она тоже что ли из этого… как его… — Борис наморщил лоб. — Ай, да черт с ним! Вершинин, ты пока тут чаи гоняешь, там тебя, между прочим, Бубнов ищет! Уже ревет раненой чаечкой на весь коридор!
— О, значит мне и правда пора! — я направился к двери, махнув Роману на прощание.
— Дорогу-то сам найдешь? — спросил Борис у моей спины.
— Топографическим кретинизмом не страдаю, — пробормотал я. Но вслух сказал другое. — Я запомнил, спасибо за беспокойство. А дверь меня выпустит?
— Выпустит-выпустит, — Борис почему-то засмеялся. — Изнутри всех выпускает!
Навык запоминать дорогу меня не подвел, так что я вернулся к тому же месту, откуда меня забрал Борис с первого раза. Не запутавшись ни в одном из поворотов. Хотя в одном месте пришлось сделать над собой усилие, чтобы не задержаться. В той самой комнате отдыха-фонаре. Очень уж приятное место, я бы тут посидел часок-другой, послушал разговоры, на Онегу суровую помедитировал…
Но неумолимая реальность влекла меня к совсем другим делам.
— Вершинин! Вас где черти носят⁈ — седая бороденка Бубнова воинственно торчала вперед. Он ухватил меня костлявой рукой за запястье и поволок в комнату допроса, бормоча вполголоса всякие нелицеприятные вещи о моей безалаберности и необязательности.
— Вот он, голубчик, полюбуйтесь! — продребезжал он, выталкивая меня на середину комнаты. — Полчаса за ним бегал по всему институту!
Глава 3
За маской спокойствия скрывался человек, чью душу разрывали на части его собственные демоны. Дэн Браун «Ангелы и демоны»
«Целая комиссия, как на экзамене», — подумал я, оглядывая собравшиеся «официальные лица». Их было трое, не считая сидящей в сторонке стенографистки. Не знаю, в чем конкретно заключалась цель присутствия на этом допросе этой 'серой мышки с двумя короткими косичками и блокнотом, но внешний вид у нее был как у типичного секретаря суда. Во всяком случае, я их как-то так себе и представлял. Интересно, зачем? На меня уставились из-под потолка сразу два немигающих глаза камеры. А перед суровым до синевы выбритым дядькой в строгом черном костюме лежала плюс ко всему серебристая коробочка диктофона. Зачем в таких обстоятельствах записывать еще и от руки — непонятно. Хотя… все зависит от всего. Может это особая тактика какая-то — посадить нейтрального человека, чтобы тот делал пометки, а потом на основании этих заметок делать какие-то выводы…
—…двадцать второго октября две тысячи двадцать третьего года? — спросила дама в темно-красном брючном костюме с орлиным взглядом и строго уложенной прической из абсолютно седых волос. Волосы седые, но я бы не назвал ее старой. Морщин на лице нет, фигура подтянутая. Признаки стервозности в мимике проглядывают, но так, в меру.
— А можно повторить вопрос, а то я отвлекся, — вежливо попросил я. Надо бы встряхнуться и отнестись к этому допросу более серьезно.
— Вы встречались с Илзе Павловной Борк двадцать второго октября две тысячи двадцать третьего года? — с ноткой неудовольствия повторила дама.
— Я в первый раз слышу это имя, — признался я, поняв, что все мои попытки напрячь память, ни к чему не привели. Имя было мне незнакомо, а в указанную дату я провел на тренировке. Еще ел и спал. Во всяком случае, ничего другого я про этот день вспомнить не смог.
— Попробую освежить вашу память, — дама поджала губы. Я рассмотрел ее повнимательнее. Блузка застегнута под самую шею, на воротнике поблескивает скромная серебряная бляха. На лацкане пиджака — значок с древнеегипетским глазом Гора, вписанным в перевернутый треугольник. Что это? Символ какой-то из спецслужб или просто украшение? — Татьяна, передайте товарищу Вершинину вот эти фотокарточки.
Стенографистка с косичками отложила свой блокнот и вскочила. Взяла со стола комиссии несколько глянцевых прямоугольников, шагнула ко мне и вложила их в мою протянутую руку.
Строго говоря, это были не фотографии. Это были отпечатки стопкадров с камеры в нашей столовой. Семь штук. Все сняты с одного ракурса. Ну да, камера спрятана в глаз фигуры совы под потолком, я, собственно, так и думал. На всех семи кадрах был я. С ложкой, зависшей над тарелкой. Откинувшийся на спинку стула. Задумчиво ковыряющий тарелку с рагу. А вот на этом кадре моего лица почти не видно, оно скрыто кружкой, из которой я пью. Другие герои за столом меняются. Вася-Папай, Эмиль, Светка. А на соседнем от меня стуле на всех фото сидит девушка. Светловолосая, очень худая, с треугольным лицом королевы драмы. На паре кадров кажется, что она мне что-то говорит. Яркая такая девица. Красивой я бы ее не назвал, но внимание на такую не обратить просто невозможно.
Вот только…
Я совершенно ее не помнил. На фото мы сидим рядом и даже вроде бы я иногда на нее смотрю. Но в памяти — ни малейшего штриха этой нашей беседы. Да что там… Я вообще ее не помнил! Как будто никогда не видел даже. Неужели я настолько вымотался, что умудрился забыть такую яркую мадам?
— Эээ… — я поднял глаза на даму в красном и нахмурился. — Может быть, это прозвучит странно, но я не помню этого эпизода. Эта девушка и есть Илзе Павловна?
— Опишите, как именно вы не помните? — в глазах дамы в красном загорелся хищный огонек. — Ощущается ли это как провал в памяти?
— Да нет, — пару секунд подумав, ответил я. — День был непростой, я помню, что был в столовой. Судя по тому, что я тут ем на кадрах, это ужин. Эмиль прибежал тогда заполошно, схватил два пирожка и стакан компота и убежал… Если бы вы не показали мне эти фотографии, я бы считал, что с моей памятью все в порядке.
— Ядвига Петровна, это ничего не доказывает, — подал голос третий участник «комиссии» — полноватый мужичок в толстых роговых очках. Из всей тройки он имел самый неформальный вид. Коричневый вельветовый пиджак, темно-бордовая водолазка, волосы несколько длиннее, чем это принято среди официальных лиц. На мизинце правой руки — массивная серебряная печатка. Если бы он жил лет пятьдесят назад, в семидесятых годах двадцатого века, то выглядел бы типичным модником тех лет. Но на лацкане — такая же эмблемка, как и у дамы в красном.
— Напротив, я бы сказала, что это очень многое объясняет, — сухо отозвалась дама.
— Товарищи, давайте вернемся к делу, а обсудим все потом, — призвал всех к порядку «черный костюм». У него не было никаких эмблем и значков.
— Нет, подождите! — напрягся «модник». — В наше время, когда технический прогресс позволяет нам безболезненно узнать правдивые ответы, мы продолжаем полагаться на… на что? Ядвига Петровна, на чем основана ваша убежденность, что здесь не имеет место сговор? На чутье?
— Вершинина, — машинально поправил его «черный пиджак». — Глеб Сергеевич, мы уже об этом с вами говорили…
— И вы меня ни капельки не убедили! — отрезал «модник».
— Сейчас не время и не место, — тихо и зло проговорила Ядвига Петровна.
— Ладно! Ладно! — Глеб Сергеевич привстал и подался вперед. В мою сторону. — Товарищ Вершин, что вы делали в музее минералогии?
— Не понял вопроса, — скучающим тоном ответил я. Этот тип мне не нравился. Какой-то он… истеричка. Судя по выражению его лица и тону голоса, ко мне он тоже не воспылал приязнью и симпатией.
— Согласно штатного расписания, вы должны были находиться совсем в другом месте, — сказал он. — Но в момент инцидента вы почему-то оказались совсем не там, где вам полагалось.
— Согласно штатному расписанию, у меня в этот день был выходной, — огрызнулся я. — И находиться я мог где угодно.
— И как-то так удачно совпало, что вы оказались именно в музее минералогии, — губы Глеба Сергеевича презрительно скривились. — Ах, как удобно!