Ника выехала на стан вместе с отцовской бригадой. В женском вагончике с двухэтажными полками для спанья ей досталось место внизу. На тюфяк, набитый соломой, она постелила суровую бязевую простыню, поверх соломенной подушки положила прихваченную из дому «думку» и все закрыла стареньким байковым одеялом. Посмотрев на свою постель, осталась довольна. Бивуачная жизнь увлекала ее. В придорожной траве нарвала полевых цветов — колокольчиков, одуванчиков, гвоздик, и поплыл по вагончику возбуждающий запах, а в открытую дверь доносило тепло поспевающих хлебов.
Вечером собрались девушки, попели тихонько при догорающей заре и полегли в вагончике. Скучно без парней девушкам; парни пошли в водители, и теперь их увидишь только мельком. Ну да ведь в уборку не до свиданий. Лежат девушки, спать не хочется, говорят о своем, о девичьем.
Ника молча лежит на узкой полке. Сегодня ей легко и покойно, думается обо всем просто. Кажется ей, что прожит особенный день, какие выдаются не так уж часто. Ничего не произошло, все было до предела обыденно: приехали в поле, устроились жить до осени, попели песни, погрустили… Но почему этот день лег ей на сердце?.. Потом она думает о предстоящей работе. «Штурвальная — это что-то значит. Это — не грабли…» Чувство довольства собой приподымает ее в собственном мнении, и она незаметно засыпает.
Тиха была ночь. Но почему-то Ника скоро проснулась, перевернулась с боку на спину, постаралась уснуть и не могла. В дневных делах, в сутолоке переезда она почти не думала о том, что с некоторых пор стало горестной тайной ее. Если и думалось об этом днем, так сквозь какую-то туманную завесу. А сейчас все ожило, цепко взяло ее в орлиные когти, и сердце кровоточило, не ослабляя боли ни на минуту.
…С того часа, когда Владимир Жбанов зашел к ней перед отъездом, с ней происходило что-то необыкновенное. Ей приятно было, когда она оставалась одна, особенно же ночью перед сном вспоминать, закрыв глаза, Владимира. Рослый, сильный, уверенный в себе, как нежно гладил он ее руку, как мягчел при этом твердый взгляд его. Она уважала его, с ним никогда не было скучно, она переняла от него немало хорошего. Таких парней в числе ее знакомых еще не было, и, без сомнения, он нравился. Но она, деревенская девушка, без красоты, без положения, ничего не повидавшая и завидующая его жизненному опыту, его образованности, как могла она понравиться ему? А то, что понравилась, это было видно по всему. И загадочная недоговоренность его взволновала ее нетерпеливым ожиданием, догадками. И поцелуй… Нет, не могла она забыть это, отнестись ко всему трезво.
Владимира ждала она так страстно, как никого и ничто, как будто эта встреча должна была повернуть ее жизнь в новую сторону.
Пять дней тому назад Ника загляделась на новобрачных, приехавших из другого колхоза, из-за Волги, венчаться в Усовской церкви. Этого Ника никогда не видела, потому что церковь открыли в конце войны, и те редкие свадьбы, которые случались в округе, обходились без венчания. Говорили, что теперь венчание в церкви становится в городах модой. Вот и до деревни докатилась эта мода.
Свадебный «поезд» прибыл на лодках: впереди моторка, а за ней на буксире пять «гулянок».
Собралась толпа зрителей. Отец Борис, торжественный и улыбчивый, встретил процессию на паперти.
Ника смотрела на невесту в белом подвенечном платье и думала: «Наверно, счастливая сейчас. А будет ли счастлива в замужестве? Угадай-ка наперед…» И вдруг ей представилось, что она в таком же платье, в цветах, под руку с Владимиром… Мысль была такая неожиданная, что Нику бросило в жар. С какой стати пришло это ей в голову? Чтобы пойти замуж, надо ой как сильно любить!.. Да еще семь раз примериться…
Вечером пришел Владимир. Она позвала его на лавочку под яблоней за домом. Что-то новое было в лице Жбанова, очень серьезная решимость и сосредоточенная задумчивость, порой казавшаяся растерянностью.
Солнце стояло еще высоко. Редкая тень от яблони была теплой, усыпляющей. На земле, на огуречных грядках, резным кружевом лежали пятна света. В игре света и тени сидели Владимир и Ника. Какое-то время они неловко молчали.
— Устроился на работу? — спросила Ника таким тоном, чтобы не осталось и следа от неловкости, вызванной первыми минутами встречи.
— Да, — ответил Владимир, остро поблескивая глазами. — С работой все в порядке… Так что — прощай, Усовка!..
Ника не знала, о чем еще спросить, и все ждала его речей, обещанных в прошлый раз. Но напоминать не стала.
Владимир сам заговорил, неуверенно, ощупью: