— Вы могли убить его! — воскликнул Додгер и между ним и профессором тут же появился Эстайос.
— Профессор знал, что делал, «теневик», — осклабился он.
— Другие тесты мало бы что дали для диагноза, Додгер, — сказал Лэверти. — Я в курсе, что это было опасно, но к тому моменту у меня уже были основания, что Сэм справится со всем.
Сэм видел, что проделанное исследование на живом человеке доставило Лэверти удовольствие, но самому Сэму это не нравилось ни на грамм. Правда, в момент эксперимента, Вернер не мог поделиться своими мыслями. Все, что он получил — головную боль, к которой давно привык.
— Даже если я сделал так, — сказал Сэм, — это не делает меня колдуном. Я читал о людях, которые могли защитить себя в подобных ситуациях, не будучи колдунами. Их называют «негамагами».
— Негамаги не работают с астральной энергией.
— Я тоже.
— Вы — работаете. Как вы объясните тот случай, когда наблюдали за людьми Эхрана и они вас не заметили?
— Я прятался, — настойчиво сказал Сэм.
— Не с вашими способностями, — засмеялся Лэверти. — И не против этих ребят. Вы же сами рассказывали, что Гриан смотрел прямо на вас и не замечал.
— Так и было.
— А вы знаете, что эльфы в темноте хорошо видят? Как днем. Он увидел бы вас, уверяю.
— Не обязательно, — настойчивости в голосе Сэма поубавилось. Вернер считал себя практичным, рациональным человеком. Он перенял от отца глубокое недоверие ко всему, что связано с колдовством. И сейчас он просто не воспринимал то, что ему говорили и в чем пытались убедить. Этот разговор был нереальным.
— Позвольте спросить, Сэм, почему вы боитесь колдовства? — поинтересовался Лэверти.
— Я его не боюсь, — Сэм встал с кресла и стал мерить комнату шагами. — Я с детства был убежден, что колдовство нелогично. Оно не имеет смысла. Или что это просто уловки для легковерных людей. В любом случае, это не часть моего мира.
— Шар, выпущенный Доналли, поджег вашу одежду и кусты вокруг, подпалил деревья, — вздохнул Лэверти. — Ткань и древесина — вполне реальные вещи. Они горели. По настоящему горели. Если это не часть вашего мира, я просто не знаю, что сказать.
Сэм остановился и уставился на потолок. Отрицать колдовские способности было уже неразумно, но Вернер все равно отказывался верить в это безумство.
— Я не отрицаю, что что-то происходит, когда колдун выполняет пасы или что-то там еще делает, — сказал он. — Да, его огненный шар что-то сжег, мне ли это отрицать? Я чувствовал дым. Но не нужно доказывать, что все это достигается с помощью странных слов и загадочных пассов руками. Это можно сделать и с помощью чего-то другого. Может, у него было оружие, испускающее электромагнитные волны.
— Сначала негамаги, — недовольно покачал головой Лэверти, — теперь ЭМВ. Вы слишком много читали Питера Айзека.
— Это было давно. Отец говорил, что если в колдовстве и есть что-то научное, то Питер Айзек был на верном пути, чтобы объяснить его. Его «Реальное колдовство» была доступна в общественной сети, так что я ознакомился с этой книгой. Он не особо настаивал, чтоб его труд был принят общественностью за научную истину, но, как по мне, это самое логичное объяснение происходящему. За неимением лучшего.
— Ну а как на счет работ Вайт Игла и Кано из Калифорнийского технологического института? Или Амброзиуса Брэннена из Массачусеского технологического института? Их работы вы читали?
— Нет.
Некоторое время профессор пристально и молча смотрел на Вернера.
— Вам лучше не спешить с суждениями, — сказал он, наконец. — Особенно если вы в этом не разбираетесь. Колдовство вполне реально, Сэм. Это намного больше, чем подсознательные манипуляции энергиями и, в то же время, нечто меньшее. Эти манипуляции — одновременно и искусство, и наука. Колдовство — часть реального мира. Вы наверняка знаете, как и любой другой человек, что Пробуждение вызвало в мир множество таких существ, существование которых наукой ранее отрицалось. Эльфы, орки, тролли.
— Генные мутации, — Сэм пожал плечами.
— Генетические — да. Мутации — вряд ли, — Лэверти расслабился. — Что вы думаете на счет драконов? Только не надо о том, что один из них сначала помог вам, а потом предал. Вы сегодня видели дракона, так что не можете отрицать их существование. И объяснить это генетической мутацией тоже не сможете. Даже если бы и смогли, то что делать с их способностью летать? Их крылья не настолько большие, чтобы удерживать всю эту тяжесть в небе, основываясь только на физических законах. Давным-давно на нашей планете существовало колдовство. Именно оттуда все эти сказки о феях и драконах, монстрах и гоблинах. Эти истории — с течением времени превратились в легенды и сказки. Но истории про одних и тех же существ можно услышать в разных уголках Земли. То же самое с колдовством. Колдовской энергии — маны, было достаточно, чтобы волшебные существа жили и процветали. Сейчас вновь настало это время. Даже в одной из книг Эхрана не говорится о временных циклах.
— Ну, фактически, он никогда не пользовался определением «цикл», но значение ясно. Даже если взять его теорию, какое может быть там доказательство? К тому же, эти циклы достаточно велики, чтобы с тех времен остались какие-либо письменные подтверждения существования колдовских способностей. Еще что-то? Колдовская мана не может закаменеть, в отличие от костей.
— И, возможно, так оно и есть. Но кости — это кости. Никто не может сказать, принадлежали ли они обычному существу или владеющему колдовством. До сих пор еще не найдены кости дракона, может быть потому, что они достаточно редки, чтобы найти их в окаменелом состоянии? А может, в те времена у драконов был обычай, к примеру, сжигать мертвых сородичей? Что я хочу сказать — не важно, что было все это время с маной, сейчас он реальна. Здесь и сейчас. Мана была частью Земли еще до того, как на планете появился человек, и она возвратилась, чтобы обогатить нашу жизнь.
— Полагаю, она должна использоваться только для хорошего?
— Мана — это власть, — вздохнул Лэверти. — Она не знает понятий хороший или злой. Это понятия, придуманные человеком. Есть Земля и ее мана. Все просто.
— С ее помощью можно сделать чудо? — заинтересованно остановился перед профессором Сэм. — Скажите, с помощью колдовства можно сделать что-то, что доступно только Богу?
— Я бы так не сказал. Колдуны-профессионалы, долго занимающиеся этим, могут сотворить нечто приблизительно похожее. Но для этого нужно долго, очень долго учиться и развивать свои возможности, — Лэверти повернулся к столу и, порывшись среди десятка лежащих там информационных чипов, взял один и протянул Сэму. — Здесь записан учебник для начинающих. Немного теории и практика. Можно научиться и освоить несколько элементарных вещей. Возьмите, у вас получится научится этому. Не сразу, но получится.
— У меня нет столько времени, чтобы изучать колдовство, — сказал Сэм и, проигнорировав вздох профессора, продолжил: — У меня нет даже дней на это. След убийц Ханны становится холоднее с каждым днем.
«Хорошо бы взглянуть на них через хрустальный шар», — подумал Сэм. — «Или вовсе махнуть рукой и предоставить их самим себе? Рано или поздно убийцы сами попадутся и ответят за все. Может, профессор и прав».
Но оставалась еще Дженис. Если колдовство способно на чудеса, может Лэверти поможет ему в этом вопросе.
— Профессор, а вы давно используете ману?
Лэверти удивленно вскинул голову и посмотрел на Сэма.
— Достаточно давно.
— Вы могли бы использовать колдовство, чтобы помочь моей сестре?
— Ну, я иногда помогаю нуждающимся.
— Вы могли бы исцелить ее?
Профессор расслабленно откинулся на спинку стула, как будто ждал от Вернера просьбы посерьезнее. Его холодные, зеленые глаза, казалось, оценивали Сэма, давая надежду. Наверняка он так же оценивал стоимость такой помощи.
— Колдовству доступно много чудес, — наконец, ответил профессор. — Но даже самый могущественный колдун не сможет изменить то, чему суждено быть. Давайте сделаем так — когда вы закончите дело, которое наметили для себя, посетите меня еще раз.
Сэм кивнул. Значит, это дело, можно сказать, решили. Без обещания успешного исхода, но неразумно было бы ожидать его. Пока у Сэма не было никакого плана, как и где искать Дженис, но появилась надежда. Или, скорее, у нее появилась надежда возвратиться к нормальной жизни. И Вернер надеялся осилить заплатить ту цену, которую назовет профессор. Наверняка, она будет небольшой, ведь видно, что Лэверти — сострадательный человек.