Горце был отвратительным человеком, юная монна Маргери оказалась не менее отпетой тварью, но еще и почти волшебницей. Ах, если бы ей не мешали препятствия неудобной мужской одежды.
Он дышал все чаще и чаще, я-Маргери одной рукой обвила мужские бедра, другой продолжила холить вздувшийся кошель между мужских ног, но тут Горце захрипел:
— Нет! Оставь меня, чертовка, я должен сохранить силы.
Я немедля отпустила его плоть, и покорно откинула голову. Мужская ладонь сжала мой подбородок:
— Позже, маленькая тварь. Чуть позже! Сначала дело!
Я согласно опустила ресницы. Мерзавец наконец отпустил меня, и принялся небрежно наводить порядок в своей одежде. Хотя это ему давалось с трудом, нужно признать — большой выдержки мужчина.
Поднимаясь с пола, я спросила:
— Где мне найти молодых Эрницио и Гморе? Простите меня, монсеньор, но я недостаточно хорошо знаю этот город.
— Знание города вам мало поможет, эти трусливые животные ловко скрываются. Но есть кое-кто, способный дать нам подсказку. Я полон надежд его уговорить — Горце хищно улыбнулся. — Но сможете ли вы соблазнить и убить негодяев до рассвета? Эрницио и Гморе — любовники, весьма преданные друг другу.
— Тем лучше, монсеньор. Юношей, столь ценящих общество друг друга, не придется разлучать. Это было бы жестоко в их последнюю ночь. Надеюсь, в городе найдется ложе, способное вместить троих.
— Вы дьявольски самоуверенны для своих восемнадцати лет. И никаких колебаний, не правда ли? — монсеньор с улыбкой смотрел на меня.
— Неужели в служении вам есть нечто дурное⁈ Для меня это великая честь и возможность получить вашу благосклонность. Нужно ли честной и разумной девушке что-либо иное?
— Какой дивной голубизны и чистоты глаза! Как восхитительно они лгут! — Горце захохотал. — Клянусь, монна Маргери, вы войдете в дюжину самых бесстыжих шлюх, которых мне приходилось встречать.
— Благодарю, монсеньер, вы мне льстите. Могу ли я задать два вопроса?
— Это имеет отношение к нашим делам? Тогда поживее, моя красавица.
— Монсеньор, вы что-нибудь слышали про Золотые степи?
— Что за глупейшее название? Это где?
— Если вы о них не слышали, то это второстепенные детали, их разумнее будет обсудить утром. Тогда основной вопрос. Мне будут нужны деньги на подкуп слуг и охраны. И на помаду — я-Маргери обвела кончиком языка губы, зная, что краска на них в полном порядке.
Монсеньор поморщился:
— В серьезных переговорах это называется проще — аванс.
Он прошел за огромный стол, грифоны немедля сели у его ног. Я разглядела стальные ошейники с шипами на мощных шеях, и эти острые колючки ничуть не улучшили моего мнения об этих странных животных. Монсеньор тем временем открыл потайную дверцу в стене и показал мне симпатичные кошели-мешочки. Вынул два:
— Здесь треть оплаты, монна Маргери. Я щедр, но и требователен. А теперь идите со мной.
Мы шли темным переходом, эхо вновь отражалось от ставших уже совсем невидимых в своей вышине сводов. Где-то вдали горели факела, блестели шлемы стражников, но Горце вел не туда. Сейчас, когда пугающие грифоны и… э-э, процесс близкого знакомства с монсеньором остались позади, я уже могла слегка думать и собственной частью головы без диктата решительной Маргери. Но думать не получалось — я пребывала в полном смятении, хотя внешне этого не было заметно. Что я делаю⁈ Почему я здесь? Почему я… Не было смысла лгать самой себе — я была возбуждена. Именно я, а не холодная и искусная Маргери. Это мне хотелось доделать то, начатое с Горце. Хотелось, но при этом я глубоко и однозначно возненавидела этого мерзавца. Моя шиза превращалась в полноценную шизофрению. Но плоть монсеньора, такая тугая и жаждущая, отвечающая малейшему касанию моих пальцев и губ… Черт, я еще и мазохистка⁈ Откуда это болезненное возбуждение?
Мы спустились по широкой и неожиданно темной лестнице. Внизу горел единственный факел:
— Здесь, моя милая монна — Горце коротко ударил рукоятью шпаги в дверь. Тут же загремел засов, нас впустили. Уродливый человек, низко кланяясь, молча распахнул следующую дверь. Перед нами тянулся коридор, судя по запаху и атмосфере — тюремный. Я плотнее подобрала юбки — здешние полы не выглядели чистыми. Привратник смотрел мне вслед, и мысли у него были однозначны. Из тьмы боковых решеток на нас тоже кто-то смотрел. Но все узники хранили полное молчание.