Луна бледной тушей нависала в небе. Посетители начинали расходиться, бармен потихоньку начинал убирать посуду и напитки, а Тельма все болтала без умолку. Обычно Вальтер не любил болтливых, но на этот раз голос его не раздражал, тот словно навевал приятную негу, конечности деревенели, глаза слипались, да и добрая бутылка джина тоже накладывала свой отпечаток на вечер – координатор не выпивал больше бокала вина за вечер вот уже несколько лет, и отсутствие привычки сильно сказывалось на его самочувствии.
-Пожалуй, нам пора спать. Я провожу тебя в номер.
Вальтер довольно ухмыльнулся, увидев разочарование в ее глазах. Ничего, две недели – это много. Зато станет посговорчивей. До корпусов они шли долго, шагая медленно, Тельма то и дело отвлекалась то на причудливую игру света на воде, то на кусты, постриженные в форме жирафа, то просто останавливалась и молча глядела на небо, опираясь о руку Вальтера, словно о ствол дерева. Наконец, они добрались до номера шестьдесят семь. Девушке явно не хотелось прощаться. Когда Вальтер попытался поцеловать ее в щеку, девушка с какой-то истеричной страстью впилась ему в губы. Поцелуй был неловким, Вольфсгриффу даже на секунду показалось, что девушка плачет – и действительно, губы ее дрожали, а темная тушь немного размазалась. Не говоря ни слова, девушка открыла ключом-картой дверь комнаты и проскользнула внутрь. Из-за двери проникал голубоватый свет от работающего телевизора. Стоило девушке войти, раздался сварливый, скрипучий голос, словно отчитывающий девушку за поздний визит. Координатор не стал, вопреки обыкновению, подслушивать – он же в отпуске в конце концов.
Звонить Марго было уже поздно – та наверняка давно уже улеглась спать. Или, возможно, зажигает в клубе с каким-нибудь темнокожим красавчиком. При желании, Вальтер это, конечно же, мог узнать – не только по возвращению, но даже сейчас – у ищейки Спецотдела было множество полномочий. Но соединение с интернетом было отвратительное, да и Вольфсгрифф не хотел тратить ни время, ни эмоции на ревность. Лучшим решением было бы лечь спать. Но, как всегда, это чисто мужское чувство близящейся победы не отпускало его сознание, бередило разум, рисовавший сладострастные картины с неизменным участием рыжей гривы в них. Тельма была однозначно в его вкусе – не задавала лишних вопросов, была покорна и влюблена в него по уши. Только глаза у нее в момент расставания были не влюбленные, а испуганные. До чего же, наверняка, мегера эта тетка, что сутками сидит в номере, а потом орет на свою подопечную, стоило той закрыть за собой дверь. Взгляд Тельмы не давал покоя Вальтеру. В этом взгляде был какой-то наивный, чистый, детский ужас – ужас беззащитного ребенка, которому никто не поверит. Как когда-то не поверил Вольфсгриффу его собственный отец – Вольфсгрифф Старший. Сейчас, с высоты лет, он, пожалуй, предполагал, что то происшествие как-то отразилось на его карьере.
Была темная, беззвездная ночь, родители давно уже легли спать, и лишь маленький белокурый мальчик семи лет лежал в кровати без сна и дрожал от страха. Вот уже не первую ночь, как только все ложились спать, половица посреди комнаты дыбилась, шла волной и из-под пола на ребенка начинали внимательно смотреть пустые, ничего не выражающие желтые глаза, как у собаки в темной комнате. Пол скрипел, глаза не моргая могли так провисеть над полом всю ночь, сковывая сердце мальчика жутким, инфернальным страхом, парализуя волю, заставляя мышцы деревенеть. Это сейчас Вальтер знал, что безобидный «подпольщик» даже питаться как следует неспособен, из-за чего почти никогда не вырастает во что-то опасное – бедный клиппот должен десятилетиями пугать детей, чтобы отрастить хоть что-то кроме глаз.
И вот, однажды, когда половица привычно затрещала, маленький Вальтер не стал дожидаться, пока жуткая тварь снова вперится в него своими страшными немигающими бельмами, и сразу начал кричать, зовя маму. Вот он уже слышал, как та села на кровати, и нащупывает ногами тапочки. «Скорее, мамочка, пожалуйста, скорее!» - взмолился мысленно маленький мальчик, но мама не появлялась. Вместо нее в дверном проеме замаячила несимметричная медвежья туша отца. Единственной своей рукой, чья сила компенсировала отсутствие левой, мужчина схватил мальчика за пижаму, приподнял над кроватью, да так что ткань затрещала, и грозно поинтересовался, что заставило Вольфсгриффа-младшего перебудить весь дом. Когда мальчик, боясь признаться в том, что увидел, зная, что отец не поверит ему пролепетал что-то про ночной кошмар – отец яростно бросил его обратно на кровать и раненым зверем завывал: «Нет никаких кошмаров! Есть люди, есть звери, есть кровь, пытки, боль, война и тяжелая, упорная работа. Есть лагеря военнопленных, есть расстрельные команды, есть Гестапо и есть КГБ. Но нет никаких кошмаров!».