Дженифер выглянула на звук его шагов. Выглядела она неважно, как будто не спала всю ночь. Под глазами темные круги, в лице ни кровинки. От жалости у Саймона сжалось сердце. Вся злость мгновенно испарилась, осталось лишь желание обнять Дженифер, поцелуями стереть выражение грусти с ее милого лица.
Неизвестно, что именно прочла Дженифер в его взгляде, — но их вновь качнуло друг к другу. Жаркие губы Саймона скользили по ее лбу, векам, щекам, жаркие руки блуждали по ее телу, безошибочно находя те места, прикосновения к которым разжигали в ней пламя. Дженифер отвечала на ласки с какой-то исступленной страстностью, точно и сама уже не верила, что им суждено опять познать это наслаждение. Они не сумели дойти до спальни — так и упали на диван, что стоял в холле…
Потом, вспоминая эти два дня, Саймон думал, что они были пронизаны какой-то странной трепетностью, какой-то новой нежностью и даже тревогой, точно в глубине души оба предчувствовали близость конца и подсознательно пытались насладиться последними глотками счастья. По молчаливому уговору они не заговаривали о причине ссоры, но она не ушла совсем, а лишь отодвинулась на задний план, и порой, лаская Дженифер, Саймон замечал, как в глазах ее мелькала тоска.
Так шло до вечера четверга. А в пятницу Саймону предстояло уехать. Он вернулся домой раньше обычного и даже свозил Дженифер пообедать во французский ресторанчик. Они ели, потом танцевали, оживленно болтали и старательно делали вид, что все хорошо.
Вечером, войдя в спальню после душа, Саймон застал Дженифер уже в постели. Приняв соблазнительную позу, молодая женщина лежала в прозрачной черной пижаме, не оставлявшей никакого простора воображению. В глубине комнаты слабо светился ночник, из радиоприемника неслась нежная, лирическая музыка.
Халат полетел на ковер, а сам Саймон, уже обнаженный, одним прыжком оказался рядом с возлюбленной…
Но после, когда они лежали рядом, наслаждаясь медленно тающим блаженством, Дженифер снова все испортила.
— Саймон, не сердись. Но все-таки возьми меня с собой.
Он сразу понял, о чем идет речь. Черт, как же он надеялся, что ей хватит ума не заводить старую песню!
— Дженифер, не надо. Мы уже все решили.
— Это ты решил, не мы. А пора бы уж нам начать принимать кое-какие решения вместе.
Она потерлась щекой о его плечо, желая смягчить этим смысл слов. Так трудно было отказать ей, прекрасной и желанной! Да и о многом ли в конце концов она просила? Но Саймон знал: это момент принципиальный. И поддаваться был не намерен. Однако и ссориться не желал.
— Дженифер, мне хорошо с тобой. Очень хорошо. Давай оставим все, как есть.
Мягкие руки обвили его, нежное тело прижалось к нему вплотную. Горячий шепот звучал страстно и убедительно:
— Саймон, так, как есть, долго продолжаться не может. И даже не потому, что мне больно, что ты не впускаешь меня в свою душу. Еще больнее мне смотреть, как ты лишаешь себя счастья стать ближе тем, кому дорог. Неужели ты позволишь несчастливому детству всю жизнь стоять стеной у тебя на пути? Саймон, от прошлого можно избавиться, только смирившись с ним и оставив его в прошлом. Уж мне ли этого не знать? Да, ты был очень и очень несчастен, тебе казалось, что ты никому не нужен и тебя никто не любит, но с той поры все изменилось. Маленький мальчик вырос и стал мужчиной. Мужчиной, которому хватит сил самому строить свою жизнь. Хватит сил взять на себя ответственность за свое счастье. А иначе это и не мужчина вовсе.
Саймон резко сел в постели, стряхнул с себя руки Дженифер.
— Откуда… откуда ты знаешь?
Она села рядом, с нежностью и любовью заглянула ему в лицо. Но, ослепленный гневом и обидой, он не увидел этого.
— Два дня назад я встречалась с Робертом. Он мне сказал.
До чего же больно было узнать, что лучший, единственный друг оказался предателем!
— Что именно он тебе наговорил?
— Почти ничего. Только то, что ты рано лишился родителей и жил у родственников, где тебя никто не любил. Вот и все. Он может быть таким же упрямцем, как ты. Слова не вытянешь. И этого-то говорить не хотел, я его насилу упросила.
— Ты нарочно все подстроила, да? Ловкая малютка, ничего не скажешь! Сначала усыпила мою бдительность ласками, а потом опять взялась за старое!
— Да нет же! Как ты можешь так говорить! Я занималась с тобой любовью не потому, что хочу усыпить твою бдительность, а потому что… потому что…