Дом Дженифер встретил его темными окнами и запертыми дверями. Машины перед крыльцом не стояло, не было видно даже мопеда. Дрожа от нетерпения и тревоги, Саймон поехал к дому Конни.
Хоть тут повезло! Услышав возбужденные крики детей, узнавших своего товарища по волейболу, Конни показалась из кухни, вытирая мокрые руки о передник. Однако взглянула на нежданного гостя неласково.
— Конни, — горячо произнес Саймон. — Конни! Я знаю, что вел себя, как последний кретин. Но я все исправлю… если только смогу. Где Дженифер? Ее дом заперт, машины нет.
— Она уехала.
— Куда? Вы знаете, как ее найти?
— А назавтра вы снова сядете в машину и укатите восвояси? — подозрительно осведомилась Конни. — Снова ее бросите?
— Я хочу жениться на ней.
Ну конечно! А для чего же еще он проделал весь этот путь?
— О! — На лице Конни мгновенно расцвела улыбка. — Тогда конечно. Она живет тут неподалеку, на островке. Сказала, что хочет побыть наедине с природой. Там стоит рыбацкая хибарка, совсем развалюха. Постоянно там никто не живет.
— А как же мне туда попасть? — встревожился Саймон.
— Моторку водить умеете? Я вам ее одолжу и объясню, как туда добраться. Честно говоря, я была против этой ее затеи. Ночи уже холодные, а она еще не до конца поправилась. Но вы же знаете Дженифер, она может быть ужасно упрямой.
— Как и я, — хмуро пробормотал Саймон и добавил в приливе благодарности: — Спасибо, Конни. Клянусь, если Дженифер только захочет выйти за меня, я приложу все силы, чтобы сделать ее счастливой!
— Начните с того, что увезите ее с этого холодного острова, — посоветовала та и вдруг лукаво улыбнулась: — Или хотя бы позаботьтесь, чтобы она там не замерзла.
Саймон рассмеялся. Конни с каждой минутой нравилась ему все больше и больше.
— Постараюсь. Пожелайте мне удачи.
Не без некоторых усилий отыскав заветный островок, Саймон причалил к нему чуть в стороне от хижины, в которой, по словам подруги, остановилась Дженифер. Кутаясь в куртку, он побрел через рощицу. Начинало смеркаться. Было тихо, лишь еле слышно шуршало море о берег да слышались пронзительные крики чаек. Веяло какой-то древней тоской и унынием.
Перед хижиной, скорее полуразвалившейся лачужкой, горел костер. А около костра, лицом к морю, кутаясь в старый жакет, сидела Дженифер. Она не слышала шагов подходящего к ней человека. Поникшая, съежившаяся фигурка казалась несчастной. Даже более чем несчастной. Во всей позе женщины чувствовались безмерное отчаяние и покорность судьбе.
Отчаяние? Покорность? Это у его-то гордой, независимой и храброй Дженифер?
Пока Саймон молча стоял в тени деревьев, молодая женщина встала, подкинула в костер несколько кусков плавника, а потом, обняв рукой ствол невысокой сосны, вдруг разрыдалась, тихо и горько.
Но ведь Дженифер никогда, никогда не плачет!
Саймон просто не мог видеть возлюбленную такой — раздавленной и несчастной. Он подкинул ногой камешек, чтобы предупредить о своем приближении.
Дженифер вздрогнула, резко обернулась на звук.
— Кто здесь?
— Это я, Саймон. — Он шагнул вперед, остановился на границе света костра и тьмы. — Прости, не хотел тебя пугать.
— А я и не испугалась. — Дженифер выпрямилась и замерла, настороженно глядя на нежданного гостя. — Что ты тут делаешь? Как ты меня нашел?
— Конни подсказала.
— И это называется подруга! — с горечью произнесла молодая женщина. — Слушай, Саймон, а почему бы тебе просто-напросто не развернуться и не убраться восвояси? В конце концов это получается у тебя лучше всего.
Упрек был справедлив.
— Я понимаю, что ты должна обо мне думать. Но…
— Я не в силах больше выносить твоих вечных появлений и исчезновений! — не выдержав, воскликнула Дженифер. — Ты приходишь и уходишь, когда тебе вздумается, а я? Что остается мне? Я знаю, ты был в больнице, но не стал дожидаться, пока я приду в себя. Не сказал мне ни слова. Тебя вызвали по работе — и все, я забыта, брошена. Ты у нас умеешь расставить приоритеты, и я не вхожу не то что в первую тройку — в первую десятку. Мне это не нравится, Саймон, и я не стану больше этого терпеть. Слышишь, не стану!
— Все изменилось…
Он мог бы ничего и не говорить. Дженифер уже была не в состоянии остановиться.
— Ты и не представляешь, как часто я жалела, что призналась тебе в любви. В жизни я совершила дикое количество ошибок, и брак с Грегори был одной из самых больших. Но никогда, никогда я не делала ничего непростительнее этого признания. Я словно дала тебе позволение топтать меня ногами.