— Да ты его просто мало знаешь!
— Своего-то брата, — усмехается Дамиан. — Знаю и получше, чем ты. Я помню, что ты его любишь, Виола. И не буду оскорблять его при тебе, — он качает головой, когда я по привычке пытаюсь возразить. — Мне просто иногда… иногда очень хочется тебя спросить…
— О чём?
Дамиан сжимает кулаки и молчит, но я жду, и он всё-таки решается:
— Со мной ты тоже из жалости?
— Чего?! Да как… Как тебе в голову пришло!
Но Дамиан продолжает внимательно смотреть на меня. Мда. Похоже, наступило время для признания. Очередного.
Господи, когда его самооценка поднимется хотя бы на мой уровень?
— Дамиан, я же говорила, что я тебя… Что ты мне нравишься, — куцо как-то получилось. Может, ещё раз попробовать? — В смысле…
Но Дамиан берёт меня за руку, сжимает пальцы и улыбается — грустно так, что у меня сердце удар пропускает.
— Не надо. Не надо, Виола. Просто… Знай, что я всё равно всегда буду с тобой рядом — пока не прогонишь, конечно.
— А, — усмехаюсь я. — То есть, ты меня сейчас специально злишь? Чтобы прогнала? Так вот — не дождёшься! Я свою настоящую любовь так просто не отпущу!
Дамиан в ответ только улыбается и снова целует мою руку. Но я вижу, всё ещё вижу в его глазах — глубоко-глубоко, но оно там есть — недоверие.
Знать бы ещё, как его переубедить? И… почему это простое «я тебя люблю», оказывается, так сложно сказать?
Дома, в своей комнате, я долго и пристально смотрю в зеркало. Мне всё ещё странно видеть в нём красавицу — сквозь флер, конечно. Да, раньше после полуночи я тоже становилась красива. Да, после лягушачьей кожи эта красота ослепляла. Но и вполовину не так, как сейчас.
Я трогаю золотистые длинные пряди — они волнами струятся по спине, плечам и высокой груди, очерчивают тонкую талию и крутые бёдра, и дальше — к ногам, длинным и стройным, словно у балерины. Распущенные волосы достают до пола — с непривычки я уже раз сто запутывалась в них, просыпаясь, или садилась, подстилая под себя вместо диванной подушки. Жидкое золото — и отрастают мгновенно, стоит их немного подравнять. Хотя чего там, они и так ровные. Но я бы хотела покороче…
А ещё глаза — не мои, чужие, тёмно-синие, при определённом освещении даже фиолетовые. Не мои губы, совершенные и изгибом, и розово-алым цветом. Черты лица: идеально-ровный нос такого размера, словно его рассчитывал скульптор — и не раз, а как минимум сто. Острые скулы, ямочки на щеках, и кожа — лепесток розы.
Девушка в отражении прекрасна каждой чёрточкой — но это не я. Точнее, я — но где-то там, в глубине чудесных фиолетовых глаз. Глубоко-глубоко. Мне странно признаться, но я уже тоскую по своей жабьей внешности — ведь зеркала даже здесь, в моём родном мире, даже сквозь дымку флера всегда показывают меня настоящую. Красавицу. И это настолько не похоже на моё восприятие себя, что хочется кричать — но даже кричит эта красавица иначе. И голос у неё другой. Другое всё.
Забавно: меня расколдовали, а я чувствую себя проклятой сильнее, чем когда-либо.
Закрыв глаза, я представляю рядом с этой красавицей Дамиана, и у меня ёкает сердце — от ревности.
— Что, принцесса, красота не принесла тебе счастья?
Я открываю глаза и стремительно оборачиваюсь. Это странно — не такие чувства должен вызывать бесцеремонно развалившийся у меня на постели юноша — но да, я чувствую облегчение.
— Габи! Сколько лет, сколько зим!
— Ровно месяц, принцесса. Прикройтесь, — мне на руки падает бархатный тёмный плащ, пахнущий апельсином. Фыркнув, я игнорирую его и тянусь за снятым было халатом. Кто знает, кому этот плащ принадлежал раньше?
— Габриэль, я тебе, конечно, рада, но можно ты в следующий раз постучишься и спросишь разрешения войти?
Сногсшибательный брюнет у меня на кровати поворачивается на бок, улыбается и становится очень похож на огромного кота. Того, Чеширского.
— Я демон, принцесса. Мне положено возникать из ниоткуда.
— Протестую. Ты можешь возникнуть из ниоткуда, спросив разрешения.
Габриэль тихо смеётся. Но смех быстро замерзает у него на губах, и взгляд становится тоже морозный, а ещё почему-то требовательный.
— Ты изменилась, принцесса. Я чувствую.
— Да. Я стала настоящей принцессой, и мне это не нравится. Подвинься.
Я падаю на кровать рядом с ним и пихаю демона руками и ногами к стене. Полагаю, раньше с Габриэлем так не обращались, потому что какое-то время (всё-таки отодвинувшись) он выглядит ошеломлённым.