— Да ты!.. Да с чего ты взял!.. А может, я буду любить его вечно?!
Ромион смотрит на меня с таким скептицизмом, что… Ах да, он же считает, что вечной любви не бывает, а его брат — злостное исключение.
— Виола… Ты фея. Ты не можешь любить вечно.
В ответ я кидаю в него диванной подушкой. А заслужил.
После обеда меня снова заставляют переодеться — на этот раз очень просто, в коричневое мешковатое платье, да ещё и чёрный жёсткий плащ сверху. И отправляют порталом в эту самую Ниммерию.
Разницы я вот так сразу и не замечаю — но как по мне, половина этих сказочных королевств похожа друг на друга, как капли воды. Или я просто не приглядываюсь?
Портал на этот раз открывается удобно — цветочная лавка появляется за поворотом. Я вхожу, вижу торговку, встречаюсь с ней взглядом… Усталая женщина лет сорока улыбается мне в ответ и просит помочь с вазоном.
В общем, часа два мы просто работаем, изредка прерываясь на не очень частых покупателей. И только потом женщина интересуется, кто я.
Я перевожу дух — тоже устала. А цветочница тем временем предполагает:
— Ты, наверное, работы пришла просить, да, девочка? Тебя родители отправили?
— Ага. Мама. Послала так, что попробуй не пойди, — хмуро отзываюсь я.
— А кто ты, девочка? — снова интересуется цветочница.
— Я, госпожа, фея, — честно отвечаю я. — А отправила меня мама, она же королева фей. Рассказывайте, какая у вас проблема — мне сказали по ситуации сориентироваться.
Цветочница изумлённо смотрит на меня, а потом смеётся.
Ещё через час, когда мне удаётся убедить её, что я правда фея (цветы под моим прикосновением оживают), и я действительно здесь, чтобы помочь. Тогда цветочница жалуется: оказывается, у неё украли дочь. И не кто-нибудь, а местный принц. Которому я вроде бы и должна была помочь… Нет?
Что-то я запуталась.
— Ага, — говорю я. — То есть вашу… Бэтси надо просто вернуть, да?
Цветочница вытирает слёзы грязным кружевным фартуком и смотрит на меня с надеждой.
— Ясно. Тогда скажите дорогу до дворца? А то я заблужусь. И там есть что-то вроде приёмных часов?.. А то вломлюсь, как какая-нибудь деревенщина, не вовремя, мама опять расстроится, — мстительно добавляю я.
— Что ты?! — пугается цветочница. — Нельзя тебе во дворец!
Причину, почему нельзя, и как я спасу эту Бэтси, которая во дворце, не приближаясь к этому самому дворцу, мы как раз выясняем, когда в дверь требовательно стучат. Кажется, даже ногами. Цветочница бледнеет, но спешит открыть — а потом меня в рекордные сроки хватают, толкают в карету и снова куда-то везут.
Как оказывается, во дворец.
И здесь — ну пжросто проклятье какое-то! — мреня снова запихивают в купальню, переодевают, пщытаются справиться с моими волосами… Потом, нцадушенную и умытую, сдают на руки какому-то старикашке, похожему на унылого бульдога. Тот скептично меня оглядывает, причмокивает, но вроде бы остаётся доволен. И уже он ведёт меня в какую-то маленькую комнатку, приказывает сидеть тихо… И приникает к двум дырочкам в стене.
Я честно сижу тихо целую минуту, потом подхожу и отвоёвываю себе одну из дырочек. Старик пыхтит, обзывается «крестьянкой» и «невоспитанной девчонкой», но всё-таки сдаёт позиции. Теперь мы смотрим вместе.
Я уже предвкушаю, что узнаю много нового об интимной жизни ниммерийских королевских особ, но вошедший в комнату — спальню, вроде бы, хотя кровать я не вижу, зато громадное зеркало на стене и кресло рядом очень намекают, что это или спальня, или гардеробная; правда, для второй мало шкафов. Так вот, вошедший юноша (принц, наверное?) ничего такого не делает — он просто становится перед зеркалом, смутно знакомым жестом откидывает чёлку со лба… И торжественно спрашивает, кто самая красивая дева в его королевстве.
Зеркало отвечает. Точнее показывает. Меня.
Кажется, я неприлично выражаюсь, но именно в этот момент старик хватает меня за руку и выталкивает в комнату через потайную дверь.
— Ах, советник! — восклицает юноша, даже не поворачиваясь к нам. — Вы как всегда быстры! И именно эта девушка… Благодарю вас, благодарю…
Старик кланяется, пытается заставить и меня присесть в реверансе, но я вырываюсь. В итоге он бормочет что-то сердитое про невоспитанных девчонок и так, в поклоне, уходит.
— Милая красавица, — смеётся юноша, — надеюсь, ты не откажешься скрасить мне этот вечер?
И оборачивается.
Я неприлично фыркаю. А потом улыбаюсь. До ушей. Кажется, юноша тоже чувствует, замечает во мне что-то знакомое, потому что удивлённо отступает к зеркалу (в котором почему-то не отражается).