Ну, допустим, не второй, а первый. И не очень-то я стараюсь. Скука!
Но мне хочется позлить Дамиана — а незачем хвастаться! И ещё очень хочется… Хочется его коснуться. Взять за руку, провести пальцем по щеке, взъерошить волосы… Но этого я ему точно не скажу!
— Да, да, я в курсе, какой ты умный и замечательный… Ну не моё это, все эти тангенсы-котангенсы и прочее, не моё, понимаешь!
— Виола, если твой отец хочет…
— Папа меня тиранит, — вздыхаю я. И грустно смотрю на график: он снова похож на лягушку…
— Виола, возьми себя в руки, — Дамиан ловит мой взгляд и не отпускает. — Зачем ты ноешь, тебе это совершенно не идёт…
Ответить я не успеваю.
— Это с кем это ты разговариваешь? — раздаётся за спиной, и я поскорее выключаю планшет.
Можно не смотреть — я и так знаю, кто это. Раньше я бы и вовсе прикинулась спящей, а заодно глухой и невменяемой. Раньше мне казалось, что не огрызаться, не замечать подначки — самый правильный выход. Обидчики устанут, им надоест — и они уйдут.
Не уйдут. Серьёзно — никогда не уходят. Я знаю, я была жабой шестнадцать лет.
Поэтому я поднимаю голову, оглядываюсь и широко улыбаюсь. Жаль, что все в классе уже привыкли к моей улыбке. А первое время ведь работало… Главное было — вытерпеть, пока они улюлюкать перестанут. А, и не вытащить у них что-нибудь из кармана длинным лягушачьим языком. Не то что бы я страдала клептоманией, просто люди обычно моего языка пугаются… Пугались. Феи — а я же теперь почти-фея — наверное, не едят комаров и не ловят мух… языком, да. Так что не доставать мне теперь у обидевших меня нехороших личностей всякие мелочи вроде фигурок героев аниме и комиксов, фишек с покемонами и ярких ручек. Признаюсь, ручки я оставляла себе. Особенно с пуховками сверху — они у нас в школе последний год были модными. Фурор произвела коллекция таких вот ручек, когда я на годовом экзамене по русскому разложила их на своей парте в ряд. Полагаю, пол класса узнали там свои любимые пуховки… И только учительница русского забрала свою.
— Что, Жаба, ботанишь? — хмыкает Большая Т, наклоняясь ко мне. Вообще-то её зовут прозаично — Таня. Но она крупная, как тролль, пухлая, как булочка, и вечно недовольная, как русичка. И да, она гроза нашего класса. Ей даже парни дорогу не переходят — в разных они с ней весовых категориях. Большая Т — человек суровый и неразговорчивый. Она без разговоров сразу в нос даёт.
— Ха, и у тебя этот бред не идёт? — разочарованно сопит она. — Кто ж мне списать даст? — и вертит мою тетрадь, разглядывая график-лягушку.
— Кто б мне дал, — фыркаю я, но руку за тетрадью не тяну. Знакомый номер — а играть в лягушку-попрыгунью у меня сейчас нет настроения.
— Я тебе дам — мне Щенников обещал, — выдыхает Джулия (она всегда говорит с придыханием… когда не кричит, но кричит она нынче редко). И да, её, естественно, зовут Юля. И до пятого класса она была максимум Юлька. Тощая, высокая, как жердь. Ловкая и умная — настолько, чтобы не учиться, но получать хорошие оценки. А потом в классе появился Он, и Юлька превратилась в Джулию — за какое-то лето. Стала волосы укладывать, носить открытые блузки и короткие юбки, краситься и манерничать. Он плевать на Джулию хотел, но она не теряет надежды. До сих пор — хотя уже чего только не перепробовала. Вот, например, в походе прошлым летом… Ладно, это совсем другая история.
Большая Т с Джулией вместе всегда — они подруги с детства. По понятным причинам популярны в классе — их просто невозможно не заметить, а потом забыть. С их мнением считаются все, даже учителя. Даже тот самый Он, успешно проделавший путь от «новенького» до лидера класса… Впрочем, новеньким он был года четыре назад. Или уже пять?
Обычно около наших королев отирается парочка шестёрок разного полу — но сейчас их что-то не видать. А, ну конечно, физрук же всех гоняет строевым шагом маршировать под музыку. Выпускную линейку репетируем. Наша директор решила начать пораньше, чтобы через год уж наверняка никто не споткнулся и с шага не сбился. Мы же одиннадцатый класс, никак свободы не дождёмся — ну вот нам под конец школа и показывает, что она ещё с нами может сделать. Например, заставить мерить шагами стадион под бодрый хор «Все мы маленькими были». Скука смертная — хуже, чем алгебру решать, вот я и сбежала.
Большая Т роняет мою тетрадь и с ленцой скользит по мне равнодушным взглядом. Я вскидываю брови.
— Что?
— Русский мне когда пришлёшь? — фыркает она.
— После дождичка в четверг, — я забираю тетрадь и кидаю её вместе с планшетом в сумку. — Чего вам?