— Да, кстати, Мария, купите, пожалуйста, большой букет белых роз и пошлите вот по этому адресу, — он протянул ей небольшой листочек, на котором написал адрес. — Напишите что-нибудь вроде: «Женечке, с наилучшими пожеланиями.» Или там «спасибо за все».
Он внимательно глядел на Машу. Абсолютно невозмутима.
— Это все? — профессионально осведомилась она, ничем не напоминая оскорбленную в лучших чувствах женщину.
— Да.
Она кивнула. Потом выражение ее лица стало нерешительным и она, не очень уверенно, заговорила совсем о другом:
— Владимир Борисович…
— Что?
— Мне нужен будет отгул в этот четверг. И в пятницу, наверное, тоже…
— Конечно, ради Бога. Все дела с вами мы разгребли на прошлой неделе, так что не вижу никаких проблем. Могу я узнать, зачем?
— М-мне нужно к врачу. Там… по записи.
Выражение ее лица впервые за месяц с лишним, что они работали вместе, показалось ему подозрительным. Он, прищурившись, уставился на нее.
— Это… по женским делам, плановый осмотр, — нехотя объяснила Мария.
Владимир поморщился и взмахнул рукой, показывая, что вопрос решен. Но осознание того, что он лишится ее общества на два дня раньше, чем предполагал, было не очень приятно.
Поскольку начальник дал ей задание купить букет для неизвестной Женечки, Маша после обеденного перерыва отправилась в цветочный магазин, благо он располагался через дорогу. Ей пришлось гадать, что именно Владимир Борисович считает большим букетом, потому что ей самой букеты дарили разве что на восьмое марта на работе. А при том, что на старой работе мужчин было в десять раз меньше, чем женщин, букет состоял дай бог из трех хиленьких тюльпанов.
И потом… Было крайне неприятно выбирать букет другой женщине от имени своего мужчины. Ну… не то чтоб своего. А уж думать об этом «спасибо за все» и вовсе было мерзко. Майские выходные были длинными, и их он провел явно не с ней. Маша повторила себе три раза как мантру «ты знала, на что соглашалась» и сказала продавщице:
— Двадцать пять белых роз, пожалуйста. Красивым букетом.
Но мантра мало помогала. Тело, получив то, чего так долго было лишено, теперь замолчало, а душа затребовала романтики: белых роз, прогулок под луной, ужина при свечах…
Но с другой стороны, увещевала себя Маша, что лучше: стабильно получать дозу интима без всяких цветочечков или один случайный секс на выходные и прощальный букет? Разум подсказывал, что лучше, конечно, первый вариант, раз уж нельзя иметь и розы, и мужчину одновременно. В итоге Маша теперь и сама не знала, чего хочет. Или чего не хочет…
Желая проверить реакцию своей секретарши на букет, посланный другой женщине, Владимир специально задержался в офисе, ожидая звонка Евгении, хотя все дела на сегодня закончил.
Маша сняла трубку:
— Алло?
— Это офис Петренко? — раздался звонкий женский голос. Маша не дала бы обладательнице этого голоса и двадцати лет.
— Да, — подтвердила она.
— Могу я поговорить с ним? Это Женя.
Что-то эта Женя совсем не производила впечатления брошенной женщины.
Владимир Борисович сказал Маше соединить его с позвонившей. Маша стиснула зубы и усилием воли заставила себя положить трубку и не подслушивть.
— Володька, это за что спасибо-то? — изумленно вопрошала Женька.
Он хмыкнул:
— Да так, хотел одну девушку проверить. Просто не знал, кому еще можно послать цветы, чтоб это не поняли неправильно.
— Я-то пойму, а вот муж мой… Ты о нем подумал?
Владимир засмеялся:
— Как будто ты его не знаешь. Все он прекрасно воспримет.
— Ну ладно. За букет все равно спасибо. Просто чудесный.
— Да?
— А ты что, даже не выбирал его?
— Нет. Скажешь спасибо Маше при случае.
— Какой Маше?
— Моей новой секретарше.
— А… приятный у нее голос. Только ты смотри, как бы тебе эта проверка боком не вышла.
— Как-нибудь справлюсь.
— Счастливо, Володь.
— Пока.
Закончив разговор, он вызвал к себе в кабинет Машу.
— Закрой дверь, пожалуйста.
Он ожидал отказа. Он ожидал вопроса, что это за Женя и к чему эти цветы. Он бы ответил. Но Маша закрыла дверь и посмотрела на него, может быть, с чуть более напряженной улыбкой, чем обычно.
«Готова ли ты смириться с тем, что будешь у него не единственной?» — спросила она себя. Что-то это была не очень привлекательная перспектива, о чем бы там ни говорил их договор. Но готова ли она ко второму варианту: уволиться, гордо развернуться и уйти? И опять остаться одной на неопределенное время? Как скоро она решится на повторную попытку? О нет, сейчас она еще очень живо помнила все свои мучения на почве сексуальной неудовлетворенности. И потому Маша улыбнулась и направилась к креслу Владимира Борисовича.
Ни во вторник, ни в среду Маша так и не предъявила ему ни одной претензии. Неужели ее настолько не тронул этот букет другой женщине? То есть определенно тронул, он видел, что-то изменилось в ее взгляде, в ее отношении к нему. Крайне неприятно было чувствовать себя обманщиком. И Владимир испытывал острое желание купить цветы Маше, словно провинившийся муж, и объяснить все насчет Жени. Но сказав «А», говори и «Б». То есть вслед за цветами и признанием надо будет как минимум признаться, что ему хочется более личных отношений. Так? Или нет?
Глава 11
В четверг утром Маша поехала к матери в больницу. Наталья Павловна уже неделю лежала в стационаре, пока ее готовили к операции, которая должна была начаться сегодня в десять утра. Зашел главный хирург.
— Наталья Павловна, в последний раз спрашиваю, сознаете ли вы весь риск экспериментальной операции? Существуют гораздо более проверенные и безопасные способы продлить вашу жизнь лет на десять.
— А потом опять операция? Нет, спасибо. Я предпочитаю один раз рискнуть.
Хирург покачал головой и вышел.
Маша сжала руку матери.
— Мам…
Она не знала, что сказать.
— Знаешь, Маш, я ведь однажды чуть не вышла замуж.
Вот это была новость.
— Когда?!
— Шесть лет назад. За мной ухаживал один из молодых докторов. — Наталья Павловна засмеялась. — В смысле, он был доктором физико-математических наук. Он был на пять лет младше меня. Хотя почему был… Он и сейчас есть. Его тогда звали в Церн, в Германию, а он звал меня с собой. Я побоялась уехать.
— Мам, но я бы справилась и одна…
— Я знаю, Маш, — хмыкнула Наталья Павловна. — Дело не в тебе. Просто я ужасная трусиха: побоялась разницы в возрасте. Ну и потом, я уже привыкла к свободе и побоялась брать на себя ответственность за семейную жизнь.
Наталья Павловна закрыла глаза.
— Он написал мне недавно по электронной почте. Сказал, что возвращается в Россию и будет рад навестить меня. Сказал, что я была не права и его чувства не просто увлечение.
— Когда он приезжает, мам?
— Не знаю, — она улыбнулась. — Если операция окажется удачной, думаю, я снова рискну и выйду за него замуж.
— А если… нет?
— На нет и суда нет. Значит, хорошо, что не испортила человеку жизнь.
Потом Маша сидела в больнице, не в силах оторваться от стрелки часов. Она знала, что операция должна была продлиться до самого вечера, и у нее было время сходить перекусить и даже поспать, но она сидела в больнице и пыталась мысленно придать матери сил.
Стрелки подползли к полудню. Потом к двум часам. К четырем. К шести…
В полседьмого к ней подошел главный хирург.
— Маша.
Она посмотрела на него, уже по выражению лица сознавая, что все, надежды на лучшее нет. И врач, в подтверждение ее мыслей отрицательно покачал головой. Маша до боли прикусила губу.
— Вероятность успешного проведения этой операции восемьдесят процентов, — напомнил он. — Но риск всегда есть.
— Да, я знаю. Мама все равно настояла на ней, — едва слышно отозвалась она. У нее никого не было, кроме матери. И теперь она осталась совсем одна.