В это время пехота противника начала атаку, второй танк на всем ходу двинулся к ДЗОТу, старшина выстрелил. Правая задняя шестерёнка поймала свинцовую болванку, гусеница упала на землю. Танк стал. По баку с горючим ударили пули. Тут из-за окопа выскочил красноармеец и закинул бутыль с зажигательной смесью прямо в танк. Немец ответил очередью из пулемета, раскромсав грудь солдату, умирающее тело упало в белый снег, глаза его в последний раз взглянули на свинцовое облачное небо.
Танк загорелся, из люка попытался вылезти немец, но тут же, раскинув руки, остался лежать на выходе из боевой машины, блокируя путь соратникам. Танк стал их братской могилой.
Пехота противника, лишившись прикрытия, в очередной раз отступила.
Старшина созвал всех живых и велел собрать трофеи, помочь раненным, захоронить погибших товарищей.
Из трофеев досталось: множество колотушек[4], десятки MP40[5], пара STG44[6], несколько Mauser'ов. А самое главное – один «панцершрек[7]» и три «панцерфауста[8]», считая тот, что уронил мертвый гранатометчик. Теперь понятно, что просто так немец не сдастся, поэтому каждому вручили трофейное оружие и патроны.
Кацану выдали все три «панцерфауста», старшина приберег себе «Шрека».
Водяной кожух пулемета «Максим» был разбит, зияла огромная дыра с острыми краями по бокам, из-за чего дальнейшая стрельба из него была невозможна.
Бойцы отнесли все тела подальше от окопов, чтобы не спотыкаться о тела мертвых товарищей во время боя. Старшина сделал пометки в своей книжке, пополнил список безвозвратных потерь, объявил минуту молчания. Прощались навеки с товарищами, героически погибшими с оружием в руках.
Немец наступил спустя пару часов, теперь танков было три, не теряя ни секунды, Кацан схватил Фауст и вдарил им по первой машине противника. Что-то произошло внутри танка, он обездвижелся, начал дымиться. Кацан откинул использованный тубус, схватился за пистолет-пулемет. Начал стрелять по пехоте.
Танк выстрели, разбросав ещё живых красноармейцев в разные стороны, на полном ходу тронулся на старшину, сминая под собой тела мертвых товарищей, траки оставляли на снежной земле кровавые отпечатки. Выстрел. Старшина вжался в землю, но снаряд пролетел выше, из-за подскока танка на кочке. Старшина выпрямился, взял тубус.
Танк получил заряд “панцершрека”, когда до старшины осталось чуть больше десяти метров. Столб дыма вырвался из машины. Танк загорелся.
Оглушительный взрыв раздался по округе – взорвался боекомплект в подбитой машине. Пехота противника, прятавшаяся за танком, была поражена взрывом. Металлические куски прилетели к окопам обороняющих бойцов.
Оставшаяся вражеская машина попятилась в лесок, произвел выстрел в сторону засевшего снайпера, больше за весь бой его винтовки не слышали. Пехота противника, недоумевая, начала отступать за танком в лес.
Лежавшие в окопе Куликов и Кацан заметили, что ствол отступающего танка медленно повернулся в их сторону. Машина дернулась, выпустив снаряд.
Взрыв.
Земля накрыла Куликова с головой.
Никандра обволокла зловещая тишина. Он вытер окровавленное лицо замерзшими руками. Осознание чего-то очень страшного взбудоражило его.
Контузия?!
Нет, не то. Слух вернётся.
Он обернулся и… понял.
Кацан, пораженный вражеским снарядом, лежал в земле.
Василий мертв!
Он потерял друга!
Ярость вскипела, забурлила. Организм наполнился силой, и Куликов встал, сжал панцерфауст, без особого сожаления выпустил снаряд в сторону бегущей пехоты противника. Видя, как сраженные выстрелом тела падали на землю. Никандр поднял с земли немецкий автомат и открыл огонь от бедра. Множество прижимающихся к земле солдат противника умирали под пулями бойца. Он был воплощением самой смерти, был Жнецом, с каждой очередью скашивал все новых противников.
Но помимо него, жнецы были и у противника.
Никандр почувствовал жгучую боль в груди.
Он ощутил слабость.