Наконец, они пристали к одному из островов, который казался более цивилизованным. И, действительно, от берега вверх вела старая деревянная лестница с перилами, по которой все поднялись на большую поляну–площадку, центральная часть которой была накрыта пальмовым навесом с вывеской «Таверна», очень напоминая пиратское пристанище из «Острова сокровищ». Здесь по кругу были врыты в землю деревянные скамьи и столы. Посредине — яма для костра (здесь принято разводить костры только в ямах для предотвращения пожара). Кое–где даже были расставлены плетёные кресла–качалки, одно из которых Кольцов сразу же оккупировал. Кроме прибывших, никого на острове не было. Вероятно, здесь в давние времена отдыхали небедные гранадцы.
Разделившись по национальным группам, прибывшие стали накрывать столы снедью, привезённой с собой. Кое–кто прихватил с собой ром, но на столах стоял лишь апельсиновый сок. После недолгой трапезы, включили магнитофон и объявили «танцы». Мужчин было явное большинство, поэтому женщины пользовались большим спросом. Над поляной стоял разноязычный шум и гам. Некоторые разбрелись по редкому лесу. Сергей попробовал подремать в своём кресле.
В конце концов, вновь загрузились в барки и отправились обратно в город. В автобусе было весело и шумно. От этого у Сергея разболелась голова. С этим он вернулся домой.
Остановка в преподавательской группе, после собрания, фактически не изменилась. Евгений быстро пришёл в себя от шока, увидев, что Векслер ничего предпринимать не собирается. Однако он неожиданно вернул Кольцову 400 долларов, тем самым, подтвердив его подозрение. Эти деньги Сергей отдал ему на лечение Лиды у зубного врача. Как выяснилось, стоматологическое лечение советских специалистов оплачивал университет, так как оно было только «частным» и очень дорогим. Но деньги, которые были выделены на всю группу, оказались истраченными. Их — просто не было! Куда они делись, Колтун отказывался объяснять. Но Сергею было ясно, что без Абеля Гараче это не могло произойти, так как деньгами распоряжался он как начальник иностранного отдела. Теперь он избегал Кольцова в университете, хотя при вынужденных встречах был подчёркнуто вежлив. Колтун, напротив, не скрывал своей агрессивности. Он категорически отказывался вести к врачу Лиду, у которой обострились зубные боли. Впервые у Кольцова с ним произошла серьёзная стычка.
В университете начались срывы занятий Кольцова. Его вызвал Владимир Кордера и показал письмо Мехийа, которое он направил доктору Флоресу в CNES и в котором он обвинял Сергея в «политической несостоятельности», чуть ли не в «контрреволюционной» пропаганде среди преподавателей и студентов. Сергей понимал, что мимо Абеля Гараче это письмо не могло пройти. Так что это — месть или предупреждение?! Кордеро говорил с ним вежливо и доброжелательно, дав понять, что он лично не разделяет этого обвинения, и «доктор Сергио» может продолжать работать. Но попросил всё–таки быть осторожным в высказываниях и отношениях.
Вице–ректор не счёл нужным ставить в известность Колтуна. Но Кольцов должен был сообщить Векслеру об этом письме. После разговора с Виктором Сергей понял, что повторилась история с CNES, Его опять хотели «загнать в угол», чтобы укротить его активность, которая раздражала некоторых его никарагуанских и советских коллег. Сергею было неприятно осознавать, что он в какое–то мгновение испугался…
В департаменте Кольцов посоветовался с Франсиско — Серхио и кубинцем Хоакином, не касаясь подробностей. Франсиско — Серхио явно «скис», его первоначальный энтузиазм испарился. Теперь он лишь что–то мямлил невнятное. Хоакин — старше Сергея лет на десять, опытный и умный человек, — понял (или знал) ситуацию и обещал ему поддержку.