– Не кажется. – спокойно произнесла Тама-Ри, вновь постучав пальцем по своей трубке и задумчиво глядя сквозь Нину, – Это твой домашний дух так гневается.
Нина отпустила руками голову и удивлённо спросила:
– Кто?..
– Домовой. – пояснила цыганка, – Он злится на что-то, вот и безобразничает.
– Кто? Домовой? – снова переспросила Нина, не в силах переварить услышанное.
Но Тама-Ри не ответила, поставив чашку на стойку, повернулась на тихий звякающий звук, доносящийся из глубины зала, и направилась к сливающейся со стенной панелью двери, ведущей, вероятно, в некое подсобное помещение. Над этой дверью висел латунный колокольчик и тихо позванивал.
Цыганка исчезла за дверью и тут же вышла, держа в руке потёртую книгу в коричневом кожаном переплёте. Она подошла и протянула её Нине:
– На. Здесь ты найдёшь ответы, как успокоить своего домового.
Девушка взяла в руки необычную книжку, на деле оказавшуюся большим блокнотом с пожелтевшими от времени листами, испещрённых мелким аккуратным почерком, и с дополняющими текст, нарисованными картинками. Она потянула за красную тесьму-закладку и книга распахнулась на страницах, озаглавленных красивой ажурной надписью: «Домовой».
– Бери, бери. – сказала Тама-Ри, видя сомнение на лице Нины, – А как надобность в ней отпадёт, вернёшь.
Нина хотела запротестовать, но высокий пожилой господин, до этого безучастно сидевший за столиком возле большого витражного окна, встал и подошёл к барной стойке. Он улыбнулся ей и Тама-Ри, прощальным жестом приподняв старомодную шляпу над головой, развернулся и вышел на улицу.
Нина готова была поклясться, что видела, как в момент их вежливого прощания его глаза изменились, словно быстро моргнув внутренним веком, сделались полностью чёрными, без присущих человеку белков, а глаза цыганки полыхнули в ответ ярким жёлтым светом, и в следующее мгновение всё стало, как было.
«Мне показалось, это опять всё нервы». – успокоила она себя, положила книгу в сумку и, посмотрев на часы, охнула – как время пролетело незаметно! Нина поблагодарила добрую женщину, и заторопилась было на выход, но цыганка остановила её:
– Постой, тебе же понравился шоколадный мишка? Возьми одного. – увидев, что Нина пытается запротестовать, махнула на неё трубкой – Бери! Гостинчик это для Ванюши.
Нина не стала отказываться, и благодарно улыбнулась, сунув в карман пальто симпатичного мишку из молочного шоколада, упакованного в хрустящую обёртку и перевязанного золотой ленточкой.
– А имя твоего домового тебе сын подскажет! – крикнула Тама-Ри ей в спину, когда Нина уже выходила за порог магазина.
* * *
Ванечка натянул колготки до коленей и сидел, задумчиво глядя на шустро одевающихся и весело галдящих ребят. Казалось в отличие от них, он совсем не спешил покидать детский сад.
Нетерпеливо помогая ему одеться, Нина присела на корточки и, почувствовав, как натянулся карман пальто, вспомнила про мишку. Она достала шоколадную фигурку и вручила её ребёнку. Глаза Ванюши залучились радостью и лицо просияло:
– Мама! Что это? – воскликнул он, захлёбываясь от восторга, чем привлёк к себе внимание окружающих.
– Это тебе гостинец от одной тёти.
– Спасибо, спасибо! – снова радостно воскликнул Ванечка, секунду-другую он рассматривал сладкую фигурку и бережно спрятал её в карман своей курточки, а заметив завистливые взгляды ребят, низким важным голосом добавил – После ужина съем, чтобы аппетит не портить.
Нина не в силах удержаться, улыбнулась, повязывая ему шарф и помогая одеть связанные бабушкой варежки, висящие из рукавов на резинке – он и правда её сокровище.
Взяв сына за тёплую ладошку в мягкой варежке, они вышли на улицу.
Небо окончательно прояснилось, похолодало, и воздух стал звеняще прозрачным, сверкающим маленькими кристалликами-звёздочками в замерзающих облачках пара, вылетающих изо рта при каждом выдохе. Мокрые булыжники, замерзая, медленно покрывались ледяной корочкой, как пушистым белым налётом.