Поспать удалось недолго, полька проснулась ни свет, ни заря, а злой кобель не позволял ей спуститься со стога, рычал и скалил зубы. Полусонный Никита съехал вниз, схватил пса за загривок, оттащил в сторону.
— Сидеть, — прохрипел Никита застуженным горлом. Дни стояли безоблачные, утро было холодным, заметно подмораживало.
Полька выглядела отвратительно: громадные черные круги под глазами, спутанные волосы, грязная и рваная одежда. Двигалась она неуклюже, бочком. «Совсем не похожа на Басю. Как только в голову мне могло прийти? Какая она полька? Наша, обычная деревенская девчонка!» — недоумевал Никита.
* * *Окунь сидел за столом, пил парное молоко.
— Твою мать! Чертов коновал, кому было сказано, чтобы Окунь неделю не вставал? Я кому заплатил за уход? — Никита был в ярости.
— Мне прикажешь еще горшки из под него выносить?! — возмутился хозяин. Его старший сын встал с лавки. В руке у него была скалка.
— Сядь! Не доводи до греха! — вызверился на него Никита. Настроение у него с утра было препоганое.
— Сядь! Кому сказано! — хозяин почуял беду, — виноват, господин хороший! Не углядел.
— Командир, мне самому стыдно лежать. Не болит голова! Совсем! Ни чуточки, — поддержал хозяина Окунь.
— Поговори у меня! Сказано лежать, будешь лежать. Объяснял вчера, ты ничего не понял, или не услышал. Шумело в голове? Тошнило? Что молчишь? Окунь встал и поплелся к сундуку, на котором спал ночью.
— Хозяин, баню истопи, — уже почти нормальным голосом приказал Никита. В углу, за занавеской, застонал Вадим. Он услышал голос командира, проснулся и попытался встать. Никита обернулся к польке, указал ей на лавку у стола.
— Хозяин, погоди. Кувшин молока найдешь для неё?
— Топленого или парного?
— Оба неси. Я топленое попью, она парное.
— А простокваша есть? — наконец нарушила молчание полька.
— Как не быть, — отозвался хозяин, — Няська, слышала, что господам надобно? Неси скорее. Никита прошел в угол избы, отдернул занавеску.
— Болит? — спросил он Вадима.
— Уже почти зажило. Вчера считал — помираю, а завтра, думаю, на коня смогу сесть, — расхрабрился Вадим.
— Не торопись. Через неделю поедем. На возке, на мягком сене, как купцы киевские.
— Воровку поймал, я вижу. Коня и самострел вернул?
— А то! — Никита обрадовался и улыбнулся.
— Хорошая рабыня для сладких утех, дорогая. Самому не понравится, продашь. Полька вздрогнула, спрятала голову в плечи, снова захлюпала носом. Настасья, хозяйская дочь, принесла молока и простокваши. Никита сел за стол, перекрестился, пробормотал скороговоркой то, что заменяло ему молитву.
— Что так испугалась? Вчера смелая была, врага убила, мной командовала.
— Ты вчера другой был. «Как же бабы чуют, кем можно рулить, а от кого плетей ждать?» — усмехнулся Никита.
— Я человек слова. Вещи свои забирай, лошадку ту, дареную. Ты свободна. Тут каждый день обозы идут, договаривайся со старшим, и счастливого пути.
— Я могу подождать неделю. Хочу нанять тебя и твоих охранников, — с мольбой посмотрела на Никиту Бася.
— Последний раз спрашиваю. Расскажи о себе?
— Хорошо. Не здесь, в бане, — её слова не имели сексуального подтекста. Никита это знал, но никак не мог привыкнуть мыться в общей бане.
— Я пошел на сеновал, там теплее, чем в стогу. Подремлю немного. Попроси хозяйку найти тебе чистую смену белья. Помоешься, меня разбудишь.
— Я с тобой, — полька быстро-быстро дохлебала простоквашу и догнала Никиту за порогом.
— Что так? Я опять стал «вчерашним»? — усмехнулся Никита.
— Нет. Не совсем. А жаль! Ты смотрел на меня вчера с таким щенячьим восторгом! Это было недостойным такого рослого и взрослого «господина». А сегодня мне жаль.
— Так получилось …, ты напомнила мне … одну прекрасную …
— А теперь, когда насильник изорвал на мне платье и вымазал в грязи, избил и опозорил. Какая из меня прекрасная княжна из детской мечты? — горько подытожила полька.
— Я мог бы успокоить тебя. Я не вижу урона твоей чести в случившемся, а умыться, причесаться и сменить одежду недолго. Или указать тебе виновника происшедшего. Но не буду. Ты сама определила наши отношения, как деловые.
— Вот как?! — полька мгновенно успокоилась, но потухла.
— Дай руку, помогу залезть наверх. Я буду дремать, а ты расскажешь мне сказку. Постарайся, чтобы правды в ней было больше, чем выдумки.
* * *