Ехали спокойно, Н. С. шутил с водителем, спросил, откуда он родом, рассказывал о И. А. Лихачеве.[85] Когда переехали мост через Москву-реку, посмотрел на колхозную кукурузу и стал возмущаться неправильным посевом: посеяли бы реже, получили бы больше, были бы початки и т. д. Перестал возмущаться после моей и доктора просьбы не волноваться. Сказал: «Вот такой характер, не могу спокойно говорить о таких вещах…» Доехали до больницы хорошо. Похвалил каштаны на проспекте Калинина, рассказал, как сопротивлялись московские озеленители, когда Н. С., будучи Секретарем ЦК и МГК в 50-х годах, настаивал на посадке каштанов на улицах Москвы. (Я помню, что он ездил к Курскому вокзалу посмотреть растущий во дворе какого-то дома большой каштан — доказательство, что МОГУТ расти в Москве каштаны. Радовался, когда увидел три больших каштана в Кунцеве у одного дома. Советовал озеленителям заложить питомник каштанов, что и было сделано. У нас на даче в Огарево посадили каштаны у ворот, и они хорошо росли, цвели, давали плоды.)
В больницу проехали через двор, к лифту. Встретил знакомый санитар Петя, поднял на 3 этаж, пожелал Н.С. скорее поправиться. До палаты № 8 (в конце коридора) Н. С. прошел самостоятельно, даже без поддержки под руку, своим обычным шагом. В палате оживленно беседовал с сестрой, санитаркой, буфетчицей — знакомыми по прежнему лежанию в палате. Сидел у стола, пока я не попросила его снять брюки и лечь в постель. Я ему помогла с брюками, он лег. Остался у постели Владимир Григорьевич, пришла лечащий врач Софья Анатольевна, заместитель заведующего отделением Евгения Михайловна Мартынушкина.
Я ушла на 2 этаж сделать процедуру на руках (немеют), пока не ушла процедурная сестра, — было уже 3 часа дня.
Н. С. не велел мне возращаться, так как он будет занят с врачами, с лаборанткой, обедом и т. п.
Я уехала на дачу, особого беспокойства не чувствовала. Позвонила ему в палату в 20.30 (8.30 вечера), он ответил сам, сказал, что боли нет, самочувствие приличное, что смотрел телевизионную передачу, не понравилось, выключил, собирается пораньше лечь спать, и того же мне пожелал. Это было во вторник 7 сентября 1971 года.
На следующий день утром в 8 часов я позвонила ночной сестре узнать, как прошла ночь, и узнала, что всю ночь с ним были врачи (дежурный Нина Лаврентьевна Корниенко и врач-реаниматор), долго продолжался сердечный приступ, сейчас спит.
Пока я получила машину, пока добралась, пришла в палату — было уже 12 часов.
Н. С. спал, мгновениями открывал глаза, опять засыпал, доктор Софья Анатольевна сказала, что положение тяжелое, она подозревает инфаркт (3-й уже!), что она проконсультирует последнюю ЭКГ со специалистами. Еще добавила: «Какое счастье, что вчера я его не повезла на рентген легких (у него были хрипы в легких после простуды, банки двукратные не помогли), там бы его тормошили… Я бы себе этого никогда не простила».
Но говорила Софья Анатольевна об этом инфаркте с тревогой, перечисляла области сердца, которые у нее под подозрением. Сказала, что если доберется поражение до желудочков, то ничто нельзя будет сделать.
1 октября. Под впечатлением свежего разговора с Валентиной Лукиничной — массажисткой. Она разговаривала с сестрой, которая делала ЭКГ в понедельник 6/IХ, Н. С. недомогал и доктор Владимир Григорьевич приехал по моей просьбе на дачу не вечером, как хотел раньше, а утром и сделал ЭКГ. Особых изменений по сравнению с прошлой ЭКГ не было, один зубец не понравился… Валентина Лукинична говорит: «Надо было настоять доктору, чтобы Н. С. ехал в лежачем положении и не шел по коридору в палату. Почему он не настоял? Ведь инфаркт стал развиваться в больнице…»
А доктор Леонид Романович Абрамов[86] сказал, что этот процесс развивался все время, и катастрофа могла совершиться и раньше и позже.
Профессор Лукомский консультировал ежедневно. В среду 8/IХ я его встретила на лестнице в вестибюле, он спешил, но остановился, сказал, что положение очень тяжелое. Я спросила: «Обречен?» Он ответил: «Мы так не говорим, но очень тяжелое».
Днем в среду собрались все дети. Лена принесла гладиолусы. Он сказал: «Ну зачем мне цветы? Лучше тебе». Когда вскоре зашла доктор Мартынушкина, он подозвал ее поближе для секретного разговора и сказал: «Лене очень хочется, чтобы эти цветы попали к вам. Обязательно возьмите, мне так спокойнее будет. Не забудьте». Евгения Михайловна обещала зайти за цветами, когда будет уходить домой.
85
Лихачев Иван Алексеевич, 1896–1956. Старинный приятель отца. В 1926–1950 годах (с перерывами) директор Московского автомобильного завода имени И. В. Сталина (впоследствии имени И. А. Лихачева). В 1953–1956 годах министр автомобильного транспорта.
86
Абрамов Леонид Романович, анестезиолог. Он лечил Н. С. Хрущева, когда тот лежал с инфарктом летом 1970 года, и они подружились. Никита Сергеевич даже подарил ему одно из своих ружей.