Во время совместных прогулок сосед, в основном, «решал вопросы», отец же решать их в дачной обстановке не хотел, на то есть рабочие кабинеты в ЦК. Он, в свою очередь, начинал обсуждать с Михайловым севообороты, кукурузный силос, стеновые панели, гипсовые перегородки — все то, что занимало его в те годы. Николай Александрович, весь напрягшись, внимательно слушал, но постепенно его глаза стекленели, встряхнувшись, он, как мог, демонстрировал заинтересованность, и снова его одолевала дремота. Не встречая отклика, отец все больше терял интерес к собеседнику. Николай Александрович очень старался удержать внимание отца, но у него это получалось плохо. Они говорили на разных языках.
Мама с Раисой Тимофеевной на прогулках следовали за мужьями. Раиса Тимофеевна щебетала о подругах, о нарядах, о детях, обо всем на свете. Мама вымученно поддерживала разговор. В нарядах она не разбиралась и считала интерес к ним ниже своего достоинства, светскую жизнь она тоже не жаловала. После прогулки вместе обедали и с облегчением расходились. Проводив гостей гостеприимной улыбкой, мама ворчала, ее раздражало мещанство нынешних партийных руководителей.
Дела в МК у Михайлова не складывались. Он привык руководить комсомольским движением, а тут с утра до поздней ночи приходилось решать, что где строить, что где сеять, «выбивать» план, «затыкать дыры».
Менеджером, хозяйственным руководителем надо родиться, тут необходим талант, у Николая Александровича его не оказалось. Страдал он, страдали окружающие, наконец отец не выдержал, в 1954 году «сосватал» своего соседа послом в Польшу, а «на Москву (в МК. — С. Х.) посадил» Ивана Васильевича Капитонова, человека, как ему казалось, скроенного по тем же меркам, что и он сам.
Секретарем Московского городского комитета (МГК), избрали Екатерину Алексеевну Фурцеву.[21] Отцу нравились ее хватка, напористость, а когда требовалось, она становилась сдержанной, порой даже ласковой. Правда, органы докладывали, что она не по-женски злоупотребляет шампанским, и не только им. И тем не менее, отец не ошибся в выборе, Фурцева оставила по себе добрую память.
В Польше у Николая Александровича тоже не заладилось, посол в соцстране, особенно такой непростой, как Польша, не столько дипломат, сколько хозяйственник. Он должен разбираться не только в протоколе, но и в межотраслевой кооперации социалистических стран. В Польшу назначили Пантелеймона Кондратьевича Пономаренко, бывшего секретаря ЦК Белоруссии, а Михайлову снова пришлось подыскивать подходящее его рангу место.
Тут и повод подвернулся. Сталинский философ, министр культуры Георгий Федорович Александров скомпрометировал себя. В Москве вовсю судачили о его «приключениях» с молодыми актрисами, в том числе с Аллой Ларионовой. В фильме «Анна на шее» она очаровала всех. А теперь она «на шее», но уже не в кино, у царского, а в жизни, у нашего, советского, министра. Срочно приняли меры. Александрова, как не справившегося с работой, освободили, отправили научным сотрудником в Институт философии, но не в московский, а минский. На его место и назначили Николая Александровича. Сочли, что культура, конкретных знаний не требует, он тут не оплошает.
На новом месте Михайлов быстро освоился. Ему очень нравилось общаться с писателями, художниками, режиссерами, по-отечески их поучать, а порой и одергивать. Раиса Тимофеевна просто блаженствовала: премьеры спектаклей, просмотры новых фильмов, вернисажи, знаменитости на каждом шагу.
Должность эта в правительстве самая неблагодарная. Занявший ее никогда и никому не угодит. Любой самый захудалый писатель, режиссер, актер считает себя, если не гением, то уж несомненно, на две головы выше своих коллег, а интеллект начальства отмеряет в зависимости от его согласия со своим, «единственно правильным», мнением. А уж признанные таланты вообще не считаются ни с кем, кроме себя. Талант так устроен. А тут какой-то Михайлов, министр?!
Если же проявить объективность, вспомнить, что произошло за министерский период Михайлова, то картина получится иной. 3 марта 1955 года, вскоре после назначения Михайлова министром культуры, газеты опубликовали сообщение о возвращении в ГДР картин Дрезденской галереи. Инициатива, естественно, исходила от политического руководства. Тут Михайлову отводилась роль исполнителя. 2 мая картины выставили в Пушкинском музее. С первого до последнего дня очередь жаждавших взглянуть на них вытянулась во всю прилегающую к нему улицу.
21
Московский комитет партии осуществлял руководство в Московской области и Москве, Москвой управлял МГК, формально подчиненный МК. Михайлов совмещал обе должности. После его отставки было произведено фактическое разделение руководства МК и МГК. Однако секретарь МГК Фурцева, в силу своих личных качеств и значимости Москвы, в этой связке заняла доминирующее положение. Вскоре она стала членом Президиума ЦК КПСС.