16 мая 1955 года, в день открытия совещания, Булганин сделал добротный, скучный доклад. Затем по давно заведенной схеме начались выступления министров, директоров предприятий, передовиков производства. Они рапортовали о своих достижениях, осторожно критиковали министерства, каялись в собственных грехах.
Отец наслушался за свою жизнь подобных выступлений с избытком. Совещание его разочаровало. Он надеялся услышать предложения, как жить дальше, как сделать промышленность более эффективной, а тут — все та же набившая оскомину жвачка. Отец расстроился, рассчитывать на Булганина — только время терять. Они же договорились, что промышленность отходит в его «епархию», это его обязанность разобраться, почему она не работает так, как следует, и предложить, как исправить дело.
Отец не выдержал и попросил слова. На подготовку выступления ему отводился только один вечер, но он успел. Надиктовал стенографистке текст, снабженный конкретными примерами как неурядиц, так и достижений, а затем перешел к рассуждениям о главном: как побороть абсолют властной вертикали, как преодолеть министерский эгоизм, разделяющий раскинувшиеся по всей необъятной территории Советского Союза фабрики и заводы на «свои» и «чужие», воспрещающий даже заглядывать за ведомственный забор?
На свой вопрос отец так и не ответил. Но даже сам разговор на эту тему пришелся не по нраву министрам, не поддержали отца и битые жизнью директора. Они не решались и не хотели противоречить своим министрам. Отец остался один на один со своими сомнениями. Разрешать их ему тоже придется самому, но до этого отцу еще предстояло дозреть.
Совещание приняло одно-единственное решение, поддержало предложение отца разделить планирование на текущее и перспективное. Госплану, считал он, не по силам одновременно заглядывать в будущее и расшивать сиюминутные неурядицы. Госплановские чиновники, чисто житейски, отдавали предпочтение делам текущим, за них накажут сегодня, а до перспективы еще дожить надо.
Без прогноза на две-три пятилетки, считал отец, мы движемся вперед вслепую, на ощупь, ориентируясь на сегодняшний день, сегодняшние технологии, тогда как следует привлечь ученых, хоть как-то представить себе, что ожидает нас в будущем. Решили разделить Госплан на два: оперативный, занимающийся годовыми планами, и перспективно-прогностический.
Соответствующий Указ опубликовали 25 мая 1955 года. Старый Госплан назвали Государственной экономической комиссией Совета Министров СССР по текущему планированию народного хозяйства. Тогда любили длинные наименования, сокращенно — Госэкономкомиссия. Во главе нее оставили старого председателя старого Госплана Максима Захаровича Сабурова в ранге первого заместителя главы правительства.
Новое ведомство назвали «Государственной комиссией Совета Министров СССР по перспективному планированию народного хозяйства» со старой аббревиатурой «Госплан СССР». Руководить им, по замыслу отца, должен человек неординарный, не зашоренный, не погрязший в рутине. От того, как новый начальник нового Госплана поставит дело, зависело будущее страны. Выбор пал на сорокачетырехлетнего министра нефтяной промышленности Николая Константиновича Байбакова, человека, не отягощенного госплановским «опытом» бесконечного балансирования и показавшего себя во время войны способным к нетривиальным поступкам.
Это он, Байбаков, заместитель наркома топливной промышленности, которому летом 1942 года едва исполнилось тридцать, взрывал в последние минуты перед приходом немцев нефтяные скважины на Северном Кавказе. Сталин тогда лично, в своей манере проинструктировал Байбакова:
«— Имейте в виду, товарищ Байбаков, если вы оставите немцам хоть одну тонну нефти, мы вас расстреляем.[22]
22
Байбаков рассказывал, что Сталин намеренно неправильно ставил ударение в его фамилии, подчеркивая, что «байбак», сурок — не очень привлекательный и толстый. Тем самым Сталин, вольно или невольно, унижал Байбакова.