Косыгин слушал, не перебивая, но и никак не реагируя: ни вопроса, ни поздравлений.
Наконец Челомей замолк. Повисла пауза. Убедившись, что продолжения не будет, Косыгин переспросил:
— Чего же вы хотите? Владимир Николаевич растерялся.
— Доложить хотел, — начал он неуверенно. Продолжить ему не удалось.
— У вас что, министра нет? — добил его Косыгин.
— Есть… Дементьев, — совсем смутившись, ответил Челомей.
— В следующий раз звоните ему и докладывайте. Это его, а не моя обязанность заниматься ракетными пусками. Если возникнет необходимость, он меня проинформирует. Всего хорошего, — Косыгин положил трубку.
Челомей еще какое-то время вслушивался в потрескивающую далекими разрядами тишину.
Летом 1963 года, когда «сотка» еще только начиналась, Челомея захватила новая идея — сделать на ее базе непробиваемый щит, прикрывающий нашу страну от баллистических ракет. Здесь он снова вторгся в чужую епархию. Противоракетами занимался Григорий Кисунько вместе с Петром Грушиным. Это они в марте 1961 года перехватили боеголовку янгелевской Р-12. Это о них летом того же года отец с гордостью заявил, что советские ученые попадают в муху в космосе. Но одно дело эксперимент, а другое — прикрытие основных городов страны, да так, чтобы ни одна чужая «муха» не пролетела. Единственный прорвавшийся к цели термоядерный заряд делал все усилия по созданию противоракетной обороны бессмысленными. У Кисунько система получилась сложной, очень дорогой и к тому же способной перехватить одну, максимум несколько целей. А речь шла о сотнях, если не о тысячах атакующих боеголовок.
В начале 1963 года отец встречался с Кисунько, расспрашивал его о возможностях упрощения системы при одновременном обеспечении отражения массированного нападения. Кисунько пообещал подумать, принялся за переделку своей системы, но удовлетворительного ответа на поставленный вопрос найти не смог. Перехват боеголовок в относительной близости к обороняемому объекту в принципе не позволял решить задачу полноценной противоракетной обороны. Кроме всего прочего, ядерные боеголовки противоракет, оборонявших, к примеру, Москву, не только уничтожали врага, но и грозили гибелью 30–40 % москвичей. От ударной волны, от радиации. По мнению разработчиков, это была плата за сохранение жизни оставшихся 60–70 % жителей столицы.
В данном случае требовалось не улучшать систему, а поменять концепцию. Челомей, естественно, знал обо всех этих перипетиях, и его озарило: перехват надо вынести далеко в космос. По сути дела, его предложение очень походило на появившуюся много позднее стратегическую оборонную инициативу (СОИ). По тому времени картина рисовалась совершенно фантастическая: спутники засекали ракеты противника, стоило им только оторваться от Земли, затем в дело вступали радары дальнего обнаружения, установленные на нашей территории. По их команде в небо взмывали на перехват тысячи специально оборудованных «соток». Они встречали чужие ракеты в далеком космосе, перехват на пересекающихся курсах длился доли секунды. За яркой вспышкой ядерного взрыва следовала струя мягкого рентгеновского излучения, разогревающего и буквально сдирающего с боеголовки ее тепловую защиту, образовавшиеся при взрыве нейтроны проникали в самую сердцевину вражеского боезаряда, спекали его начинку в бесполезную болванку. С теми боеголовками, которым посчастливилось прорваться через первый заслон, у границы атмосферы разделывались маневренные ракеты-перехватчики, разработанные Кисунько и Грушиным.
Критики упрекали Челомея в прожектерстве, говорили, что УР-100 не перехватчик, ей не хватает маневренности. Челомей в ответ только усмехался: о какой маневренности идет речь, если встреча с целью произойдет в далеком космосе, на высоте более тысячи километров. Камнем преткновения становилась не маневренность, а точность определения местоположения цели.
В те годы, годы рождения лазера, Челомею очень хотелось использовать и его потенциальные возможности. Именно лазер разрешит проблемы современной противоракетной обороны, утверждал Владимир Николаевич под снисходительные ухмылки коллег.
Отец горячо поддержал Челомея. Ему казалось, что наконец-то появилась надежда, отыскался ключ к созданию действенной противоракетной обороны.
Выпустили постановление правительства о проведении предварительной проработки идеи. Создали Совет главных конструкторов. К работе над своей идеей Владимир Николаевич привлек создателя радаров дальнего обнаружения Александра Минца, конструктора ядерных зарядов Забабахина, противоракетчиков Кисунько и Грушина, последних, правда, под большим нажимом, и многих других. Абсолютное противооружие почему-то окрестили «Тараном».