Однако такая преувеличенная признательность не находит отклика в официальных кругах. Доклад от 6 июня, ставящий Синьорию в известность о благополучном завершении переговоров, подписан на латыни тремя генеральными комиссарами: Антонием де Филикайя, Аламанно Сальвиати и Никколо Каппони. Те же три подписи будут стоять и под договором. Имя Никколо Макиавелли не будет выбито и на мраморе рядом с именами комиссаров в память об этой победе. Секретарь — он и есть всего лишь секретарь. Не дай Бог, если успех вскружит голову обыкновенному человеку или он вообразит себя спасителем отечества потому только, что добился торжества «военного устройства, которое отвечает нашему стремлению „ради чести и спасения Родины“», как писал ему два года назад кардинал Содерини. Ведь тогда ему может прийти в голову потребовать, например, включить свое имя в списки на следующих выборах или, хуже того, прибавки к жалованью!
ТАЙНЫЙ АГЕНТ
Можно сказать, что император Максимилиан вовремя подоспел на помощь тем, кто по той или иной причине желал удалить Никколо Макиавелли от дворца Синьории. Они хотели бы послать его к черту, но отправили всего лишь в Мантую и Верону, которым вновь угрожали отряды венецианцев.
Взамен на присоединение к Камбрейской лиге Максимилиану были обещаны Падуя, Виченца и Верона, не считая Фриуля и других земель, которые он потерял, когда с войной вступил в Италию, чтобы короноваться в Риме, а Венеция преградила ему путь. Обещания были выполнены: после Аньяделло Людовик XII вручил ему ключи от всех тех городов, которые венецианцы оставили при своем отступлении к заливу. Максимилиан довольствовался тем, что направил туда своих чиновников в сопровождении небольших отрядов, дабы те вступили от его имени во владение ими. Максимилиан так вяло готовился к своему наступлению, что, устав ждать, Людовик XII вернулся во Францию вместе с большей частью своей армии, оставив в Венето только несколько отрядов.
В июле 1509 года венецианцы возвратились в Падую, восставшую против императорского владычества. Остальные города тоже были готовы броситься в объятия Светлейшей. Император, который мог дорого заплатить за свое опоздание, в августе наконец прибыл в Италию во главе тридцати тысяч человек.
Поскольку императорская армия уже находилась на итальянской земле, Флоренция не могла больше уклоняться от выполнения взятых на себя обязательств. Первая часть денег в счет сорока тысяч дукатов, выторгованных императором — результат переговоров, которые после отъезда Никколо из Тренто вели флорентийские послы, — была выплачена в октябре. В ноябре Макиавелли было поручено доставить в Мантую десять тысяч золотых флоринов — сумму, которая была оговорена в качестве второго платежа. Другое задание, которому первое служило своего рода прикрытием, заключалось в том, чтобы наблюдать за тем, что происходит в Вероне, где после неудачной попытки вырвать Падую из рук венецианцев обосновался штаб императорской армии. Пусть Никколо отправляется в Верону «или куда сочтет нужным, чтобы получить самые достоверные сведения, какие возможно».
…И вот Никколо в Мантуе, утонувшей в тумане, который поднимался от воды, окружавшей этот маленький город. Он остановился у некоего Джованни Борромеи, как ему и приказали, потому что именно туда должен был явиться посланец императора. Может быть, это будет тот же самый, что в октябре приходил за первой частью платежа и которого ему описали как человека в возрасте тридцати — тридцати двух лет, невысокого роста и упитанного, кучерявого, рыжеволосого и рыжебородого. Никколо следует опасаться всяких проходимцев, и потому он должен потребовать от порученца, кем бы тот ни был, удостоверить свою личность.
Первая часть операции прошла гладко. Правда, агент императора не был рыжим, но он предъявил письмо, написанное рукой его господина, в котором ему поручалось принять деньги, и выдал расписку. Однако Никколо не может сразу же отправиться в Верону, потому что ему надо дождаться еще одного посланца, которому он должен передать еще тысячу дукатов. Ситуация в Вероне развивается не лучшим образом и там вполне может разразиться такая же буря, как и в Виченце, которая, как стало известно Макиавелли уже в Мантуе, изгнала из своих пределов гарнизон императора.