— Да, — не было никаких оснований отрицать это. Я должен был сказать ей. — Мы пересеклись, когда ей было девятнадцать. Я не подошел к ней; я не знал, кто она такая. Она моя судьба. У тебя есть свое, Кассио; она моя.
Между нами возникло понимание.
— Да, то, как она говорила о твоей заднице в джинсах, — пошутил Лука. — Я думаю, она верит, что ты тоже ее судьба. Слава богу, она не прокомментировала твой член.
Я покачал головой ее брату. Мудрая задница! Если бы Бьянке нравилась моя задница и мой член, я бы использовал их, пока она не влюбится в меня. Я имел в виду именно это, когда сказал ей, что буду делать это не один.
Я протянул Кассио и Луке наушники. — Мне нужно добраться до Бенито. Он будет с Бьянкой. Я готов поспорить на все, что он не оставит ее и не рискует потерять ее.
Кассио кивнул. — Вы двое оставайтесь снаружи, подождите моих людей с Алексеем. Затем атакуйте. Что бы ни случилось, ты пойдешь за ней и вытащишь ее.
Чёрт! Я даже подумать не мог, что с ней что-то не так. Я потерял бы хладнокровие и начал бы неистовствовать.
— Если ни один из нас… — не думай об этом. — Убедитесь, что близнецы в безопасности. Не важно что.
Резкий кивок.
— Пойдем за ней, — сказал я им.
Если бы я сделал свой последний вздох сегодня, то это был бы ее теплый взгляд на мне.
Глава тридцать восемь
БЬЯНКА
я
проснулась в окружении запахов затхлой сырости, металлической крови и гнили. Меня хотелось рвать и захлебываться, если бы только мое горло не казалось, будто его обхватили пальцы из холодной стали, удерживая все это.
Затылок сильно болел. Как сильное похмелье, сопровождающееся физическим избиением. Не то чтобы меня когда-либо били. Когда я открыла глаза, в комнате было темно. Мое лицо было мокрым и липким. Я ощупала кончиками пальцев все вокруг, добравшись до лба. Найдя точку на голове, прямо на виске, мои пальцы коснулись ее, и я вздрогнула от боли.
В затылке появилось странное покалывание. Это вызвало беспокойство по всему моему телу. Мышцы моего живота сжались, дыхание участилось, а сердце начало болезненно колотиться в груди.
Я не одна.
Я поерзала, матрас под моим весом протестующе завизжала.
— Ах, моя дочь наконец-то просыпается, — донесся до моего уха знакомый голос. — Воссоединение семьи.
Я приняла сидячее положение, мои глаза метнулись в сторону голоса.
Бенито Кинг!
Мои кости похолодели, и дрожь сотрясла мое тело. Было ли это от страха или шока, я не была уверена. Единственное, что я знала, это то, что мне не следует находиться с ним в этой комнате, наедине с ним.
— Ч-что ты хочешь? — к моему ужасу, я заикалась. Мне хотелось кричать и ранить его, а не заикаться.
Раздался щелчок, а затем ослепительный белый свет. Внезапная яркость повредила мою сетчатку, пронзив виски пронзительной болью.
— Черт… — пробормотала я, застонав.
Инстинктивно мои веки закрылись, и я подавила болезненный всхлип. Я яростно заморгала, отчаянно пытаясь увидеть, где я нахожусь и насколько мрачной была ситуация. Я повернула голову в ту сторону, откуда, как мне казалось, я слышала голос раньше. Бенито сидел в кресле всего в трех футах от него...
Этого не может быть. Нет, нет, нет, Боже, пожалуйста, нет!
Мое сердце пронзило, и меня пронзила физическая боль, хотя крови не было.
— Мама, — кричала я так громко и так долго, что почувствовала жжение в легких. Я спрыгнула с кровати и бросилась к ее болтающемуся телу, пытаясь поднять ее, спасти. Мне нужно было что-то сделать. — Дай мне свой стул, — крикнула я Бенито. Я изо всех сил старалась его подтолкнуть. — Отдай мне свой чертов стул, — кричала я, слезы текли по моему лицу.
— Она умерла, — спокойно ответил он.
— Нет, мы могли бы сделать искусственное дыхание, — я обняла ее ноги. — Просто помоги мне. Еще не поздно.
Ублюдок не пошевелился.
Тело моей мамы свисало с потолочного вентилятора, ее шея странно выгнута, а глаза мертвы. Мрачный, призрачный взгляд, который останется со мной навсегда. Ее глаза были действительно мертвыми. Слёзы текли по моему лицу, но я их не чувствовала. Я почувствовала только соленость и горечь.
Я ее потеряла. Тишина, наполненная осознанием того, что я потеряла мать. Она была у меня всего неделю, а теперь ее не стало. Навсегда! Время остановилось в моем мозгу, и в груди стало пусто.
Я не спасла ее. Я только быстрее довела ее до смерти.
Я изо всех сил пыталась набрать воздух в легкие, грудь сжималась, и мне было трудно дышать.
— Ты причинил боль моей матери, — прохрипела я, глядя на ее обмякшее тело, все еще висевшее в воздухе.
Он посмеялся. — Нет, она повесилась.
Я знала лучше. Возможно, он не накинул петлю на ее шею, но это была его вина. Все годы она провела под его каблуком, терпя его жестокость. Ей не терпелось вернуться. Она нашла смерть лучшим вариантом. Я ее не спасла!
Проклятье; это было так больно. Настала моя очередь спасти ее и позаботиться о ней, но я ее подвела. Мой взгляд остановился на человеке, который положил начало цепи запутанных событий в нашей семье. Человек, который разрушил жизнь моей матери. Человек, который был моим отцом.
Бенито сидел в кресле и курил сигарету, как будто просто бездельничал. На коленях у него лежал пистолет, и мне больше ничего не хотелось, как взять его и всадить пулю ему в рот. Эта кровожадная, жестокая мысль потрясла меня до глубины души, но не так уж плохо. Возможно, была какая-то вещь, которую я унаследовала от этого ублюдка, и которую я бы приветствовала. Убийственную ярость, которую я почувствовала прямо сейчас!
Я хотела заставить его заплатить за то, что он сделал с моей матерью. Заставить его страдать. Явная отчаянная потребность увидеть его страдания заставила меня содрогнуться от негодования. Тем не менее, это казалось правильным. Если бы я только могла как-то навредить ему. То, как он причинил боль многим другим.
— Знаешь, я всегда хотел дочь, — протянул он.
— Какая милость, что Бог тебе её не дал, — сплюнула я. Ненависть жгла, как кислота, в глубине моего желудка.
— Ты моя дочь! — он взревел.
Я вздрогнула от его вспышки гнева, но отказалась хныкать. — Нет.
— Твоя мать держала тебя от меня, — кричал он, его серебристые волосы были растрепаны.
— Нет, моя мать спасла меня от тебя, — сказала я ему, полная бравады, которой я не чувствовала. Притворяйся, пока не добьешься успеха, разве это не был девиз? И я поклялась своей матери и своим девочкам, что убью этого ублюдка у меня на глазах. Меня не волновало, если бы это было последнее, что я когда-либо сделала на этой земле, я бы убила его. — Ты умрешь, — поклялась я.
Он посмеялся. — У тебя есть яйца, девочка.
Я закатила глаза. Там комментарии не нужны.
— Ты унаследовала то, что я хочу, — он внезапно сменил тему.
— И что это? — спросила я, ведя себя так, будто мне было плевать, а внутри молилась, чтобы это были не мои девочки. Кто угодно, только не мои девочки. Думаю, об этом же молилась и моя мать, когда узнала, что беременна.
— Собственность в Амальфи.
Это был не тот ответ, которого я ожидала. Я прищурилась на него, пытаясь понять этого человека. Он мне действительно не понравился. Угроза вытекала из него галлонами. И подумать только, он дал мне жизнь. Фу!
Должно быть, у него был хотя бы один-единственный достойный сперматозоид, и, к счастью, он дал мне жизнь.
— Почему? — не то чтобы я ему это дала.
— Потому что оно принадлежит мне, — промурлыкал он.
Бред. Это было лучшее прилагательное, чтобы описать этого человека.
— Я никогда не отдам тебе эту собственность, — прохрипела я, вызывающе тряся подбородком. — Оно принадлежало семье моей матери, и ты никогда его не получишь. Даже если это убьет меня. Если ты…