Крепко уцепившись за дощатую скамейку, Алена сидела в темном углу, настороженная, одинокая. С первого взгляда ее черный костюм и рассыпанные, по плечам волосы не выделялись на фоне густой зеленой стены, и сначала угадывалось лицо, потом глаза, которыми она смотрела сквозь вошедших мать и Сергея.
Анастасия Владимировна осторожно пристроилась неподалеку от входа, через стол от Алены, Сергей сел, как пришлось, — между ними. Подперев голову кулаками, испытующе взглянул на Алену.
— Как же теперь, Оля?.. — дрогнувшим голосом вторично за какие-нибудь полтора часа задала Анастасия Владимировна тот же вопрос.
— Что как? — переспросила Алена. И ответила: — Никаких как, мама.
— Но беда-то какая, Аленка!
— Надо бы хохотать, а ты говоришь: беда, — чужим, ровным голосом сказала Алена.
Сомкнув дрожащие губы, Анастасия Владимировна с трудом подавила всхлип.
— Ни о чем больше не надо, мама, — решительно проговорила Алена. В уголках глаз ее, под ресницами, сверкали холодные зеленые огоньки. Глаза ее редко зеленели, как теперь, — это было всегда неожиданно и тревожно.
Сергей посмотрел на ее кеды. Она спрятала ноги глубже под скамейку. Надо было уехать ей на Черное море, как предлагала Анастасия Владимировна, попижонила бы хоть раз в жизни. Или податься в пионерлагерь: воевала бы с пацанами… Врет: они бы слушались ее. Разве что сама вытворила бы что-нибудь вместе с ними…
— Валентина звонит: с Лешкой беда. А сердце мое чует — с тобой… — жалобно проговорила Анастасия Владимировна.
— Тетя Настя, вы не расстраивайтесь! — вмешался Сергей. — Вы просто многого не знаете! — Он случайно глянул при этом на Алену и встретился с ее воспаленным, презрительным, как ему показалось, взглядом. Осекся. А она точно так же стала глядеть на мать.
Сергею захотелось разозлиться, прикрикнуть на нее…
Анастасия Владимировна сказала:
— Я тебя с малолетства, Ольга, и до сих пор вроде под сердцем ношу… Ни за кого ведь так, а за тебя все ноет вот тут! — Она показала под левой грудью. — Боюсь, не такая ты какая-то… И не будет счастья тебе!
— Почему? — сказала Алена. — Я, мам, счастливая.
— Железная ты! И переломишься когда-нибудь!
— Тетя Настя… — опять вмешался Сергей. — Что там говорил Лешка?.. Вы были, когда он с матерью…
— Ничего я не поняла! — пожаловалась ему Анастасия Владимировна. — Пихнул он сумку Валентинину, опрокинул все, схватился бинты сдирать и… на Олю. Нет, — поправилась она, — на обоих: он все время «они» говорил. «Что им надо, да скажи, чтобы меня не трогали». Ну, и про Аленку… Ничего я не поняла! Выгнал он нас… — Анастасия Владимировна украдкой посмотрела на дочь. — Зачем ты его, Оля?..
— Не трогайте ее, тетя Настя, — вступился за Алену Сергей.
— Да я не трогаю!
― Вот ведь как… — сказала Алена, по-бабьи горемычно подняв брови, что также было неожиданно в ней. Спросила: — Видишь, как бывает, Сережка?.. — И замолчала. В беседке надолго установилась тишина.
Дощатый пол рассохся возле ножки стола, в щели пробились трава и даже какое-то хилое деревцо.
— Уедем, Оля?.. — попросила Анастасия Владимировна.
— Нет, мам, я не поеду. Для меня это важно. Ты не понимаешь.
— Я все понимаю… — сказала Анастасия Владимировна. — Но зачем же все так?
— А что тебе унывать из-за меня? — спросила Алена. — Я уж как-нибудь сама размыкаюсь. — Никогда она так грубо не разговаривала с матерью. — Я останусь, даже если тетя Валя будет гнать меня.
— Что ты! — испугалась Анастасия Владимировна. — Валентина отходчивая, поймет…
Алена презрительно шевельнула бровями и еще крепче стиснула в пальцах шершавую скамейку.
Анастасия Владимировна была унижена вместе с дочерью и, когда собралась пойти выяснить отношения с Лешкиной матерью, умоляюще глянула на Сергея, словно он был бронирован от унижений и на том основании мог защитить Алену.
Солнечное пятно у входа в беседку ожило, когда Анастасия Владимировна, выходя в сад, тронула юбкой листья хмеля, и заколыхались в воздухе серебристые ворсинки. Потом, когда отшуршали по траве ее легкие шаги, — яркое, с неровными краями пятно у входа опять застыло на некрашеном тесовом полу.
А когда Сергей посмотрел на Алену, ее черный костюм и рассыпанные по плечам волосы опять ненадолго слились с темным фоном живой плотной изгороди за ее спиной. Опять белым пятном увиделось ее лицо, потом глаза. Но теперь они были обращены на него. И тлели в зрачках непонятные зеленые огоньки.
Сергей предложил единственное, что мог: