И пока он закрывал дверь, пока уходил по коридору — из палаты не донеслось ни звука.
Алена прогуливалась в стороне кедровника, и Сергей мысленно одобрил ее за это. Не хотелось идти сейчас в дом тетки Натальи, разговаривать с преуспевающим стоматологом, с Анастасией Владимировной, а может быть, и с Лешкиной матерью…
Алена подождала его. Сергей показал на кедровник: «Пошли туда…» Она пристроилась идти рядом.
Было бы нечестно с его стороны молчать и на этот раз, когда Алена почти сопровождала его в непредугаданном визите.
— Я теперь тоже не знаю, что еще делать, — сказал Сергей.
Она помедлила, глядя в зеленые кедры на опушке.
— Зачем он звал тебя?
Сергей куснул губы, не зная, как потуманней изложить ей эту щекотливую тему. Но туманные формулировки не годились на этот раз.
— Хотел, чтобы я при нем доказал… и при ней, что у них там с Николаем…
— А ты говорил ему?
— Говорил…
— Зачем? — осторожно спросила Алена.
— Так надо, Алена! Надо… Сейчас не до… либеральничанья! — Она кивнула, не глядя на него.
— Доказал?..
— Нет, — коротко ответил Сергей. — Она не дала… — И на всякий случай добавил: — Вытурила.
Алена переплела у груди свои гуттаперчевые пальцы, выгнула их. Вздохнула.
Кедровник встретил их завораживающей полуденной тишиной. На опушке, несколько особняком, росли кряжистые, широколапые и толстостволые кедры, глубже в лес кроны их становились уже и бок о бок тянулись высоко к небу. Зимой, во время занятий, когда вдруг вспоминалась Никодимовка, чаще всего вспоминался кедровник. Можно бы на закате разжечь костер у медвежьего лабаза и печь клейкие смолистые шишки. Орехи еще наливаются — как молоко, но запаху достало бы на километры вокруг… А потом, когда вместе с короткими сумерками угаснет костер, плыть бы на чуткой «Наяде» по темному Никодимову озеру и угадывать случайные звуки издалека: то звякнет уключина у Кирасировки, то гукнет филин, то где-то не вовремя заскрипит журавль…
— Что будем делать, Сережка?
— Не знаю, — повторил Сергей.
Алена с горечью, адресуясь в пространство, сказала:
— А ведь надо что-то предпринимать!
— Это, может быть, нечестно… Не по-мужски, что ли… — Сергей замялся. — Но я уж не знаю. Пойди к нему еще ты, поговори, если можешь.
— Один раз мы уже говорили… — сказала Алена, Сергей пнул трухлявое бревно подо мхом. — Но я пойду, попробую еще. Что мне сказать?
— Скажи, что на его месте сейчас только одно: пойти куда следует самому и обо всем рассказать. Обо всем; что он знает!
— Ты не представляешь, как это трудно…
— Представляю, — сказал Сергей. — Но у нас нет другого выхода, Аленка! — Он редко называл ее так, и она посмотрела на него.
— Ты иногда бываешь добрым-добрым, Сережка…
— Я с тобой всегда добрый, — огрызнулся Сергей.
— Нет, не всегда… — возразила Алена.
Остановились неподалеку от опушки, откуда еще можно было видеть и больницу, и дом Натальи внизу.
— Что между вами было, Сережка?..
— Было?.. — Сергей понял, о чем она. Посмотрел ей в лицо. — Лешка считает… что я в своих интересах копаю под него.
— Какой ужас… Какой ужас! — повторила. Алена, машинально сплетая пальцы. — Даже руки задрожали!.. Сережка, он не знает, что говорит! Ты не подумай, слышишь?! — Она подергала его за рукав.
Сергей отстранился.
— Ничего я не думаю…
— И не озлобляйся, пожалуйста! — попросила она.
— Злости на него у меня нет.
— А на меня, Сережка?
― На тебя я и злиться не умею!
Алена повторила:
— Какой ужас…
Она снова переплела гибкие пальцы и замолчала, потому что из больницы в легоньком сером сарафанчике вышла Галина. И пока она торопливыми шажками переходила через дорогу, оба молчали. Потом Алена посмотрела на Сергея. Ему было и неприятно и стыдно отправлять ее на это заранее бесполезное дело.
— Подожди меня здесь, ладно? — сказала Алена.
Сергей не ответил. А когда она ушла, он почувствовал себя жалким.
Судя по всему, разговор между Галиной и Лешкой был нелицеприятным. Лешка сидел, прислонясь к подушкам, растерзанный, со взъерошенными волосами. Тяжело дышал. Фланелевая пижама, соскользнув со спинки, валялась, мятая, в его ногах. А на полу, у окна, поблескивал, отбрасывая в угол яркие желтые лучики, крохотный, плоский, овальной или каплеобразной формы медальон. И это было первое, что бросилось в глаза Алене, когда она вошла в палату. Она задержалась у входа, и Лешка, проследив за ее взглядом, стал тоже глядеть на медальон в углу. Потом спросил: