Поэтому когда в беседе с Серафимой Исааковной Жернаков вновь услышал эту фамилию, то спросил где можно встретиться с этим господином. Дама ответила, что он уехал куда-то по делам, но месяца через два обещал вернуться или прислать доверенного человека.
Павел Кондратьевич попытался расспросить женщину об этом Бендере поподробней, но та много не рассказала. Сказала лишь, что он довольно молод, но уже успел побывать в Париже, откуда и привез эту идею с кафе-шантаном. Вот про эту странную затею с пляшущими девками говорила охотно. Было видно, что ей нравиться заниматься всем этим. На вопрос, можно ли посмотреть представление сказала, что пока идет только подготовка и репетиции. Посмотреть можно будет месяца через два-три.
Поняв, что больше ничего интересного от вдовы он не добьется, Жернаков с ней распрощался и поспешил в полицейское управление, где его уже дожидался городовой Горлов Игнат Степанович.
Городовой, которого Карл Оттович охарактеризовал как толкового полицейского, на вопрос о Дермидонте Хренове сказал, что слышал от него про Сивого, но слишком верить Хренову нельзя, поскольку сильно пил последнее время Дермидонт, аж до чертей допился.
— До каких чертей? — машинально спросил Павел Кондратьевич и получил ответ.
— Рассказывал мне, что якобы Сивый натравил на него чёрных чертей, а те его хотели освежевать, как порося.
— Вот как! И почему этот Сивый так его невзлюбил? — спросил Жернаков. Он чувствовал, что городовой что-то не договаривает и попытался наводящими вопросами вытянуть из него дополнительную информацию об этом Сивом.
— Хренов сказал, что Сивый родственник купеческой вдовы Зотовой, вот, мол, и рассердился Сивый.
— Стоп! Стоп! Что это за купеческая вдова? Давай-ка, Игнат Степаныч, обо всём этом поподробней.
Пришлось городовому рассказывать о взаимоотношениях Зотовой и Хренова.
— Вот оно что! Значит хотел Хренов Зотову на двести рублей нагреть, а ты, Игнат Степаныч. во всем разобрался и вывел этого Дермидонта на чистую воду? Я правильно тебя понял? — подвёл итог всей истории с чертями и купеческим сыном Жернаков.
Горлов утвердительно кивнул:
— Дык так и было. Когда этот парень стал Дерьке вопросы задавать, я сразу понял, что врёт Дерька про долг. Ну, мы с Ляксеем прижали его, он и сознался, что выдумал всё. Хотел, мол, вдову наказать за то, что дала ему от ворот поворот.
— Так! А Ляксей — это кто? — продолжал расспрашивать не слишком словоохотливого городового Павел Кондратьевич.
— Забродин его фамилия. Он со своим дедом, Щербаковым Софроном у Зотовой дом недостроенный покупали. Сами же крестьяне из села Сосновки. Я у них паспорт проверил. Ляксей парень молодой, но странный. Одежка на нем господская и разговаривает не по-деревенски. За Зотову заступался. Меня попросил присматривать за ее семейством, чтоб не обидел кто, мол, уважаемый человек за вдову хлопочет. Дед же из старообрядцев, здоровый как медведь и крестится двумя перстами. Остановились у родственника своего Зимина. Я к Зимину заходил, тот подтвердил, что приехали из Сосновки к нему родственники. Дед с двумя внуками и ещё трое пацанов деревенских, мол, кое — что продать привезли, ну и закупиться кой — чем в городе к зиме.
— А почему ты, Игнат Степанович, захотел их проверить?
— Дак это мой участок, вот и блюду порядок. А потом, когда Дерька мне рассказал про Сивого, то я этого Ляксея спросил уж не Сивый ли зотовский родственник?
— Ну а он что?
— Сказал, что никого Сивого он не знает, а позаботиться о вдове его просил Гурьев Артемий Николаевич, племянник тюменского исправника. Якобы приезжал этот Гурьев в Сосновку летом.
— А не соврал ли он тебе, что не знает Сивого? — решил уточнить Жернаков.
— Дак кто ж его знает, может и наврал. Уж больно говорливый хлопец этот Ляксей.
— Понятно. А чего же ты, Игнат Степаныч, начальству не доложил об приезжих?
— А чего докладывать? Документы у них есть, порядок не нарушают, да и уехали они уже в свою Сосновку.