Тут макаки вдруг начали отступать потихоньку туда, откуда пришли.
- Ты о чём-то сейчас думала? - на меня с опаской посмотрели, не зная, чего от меня можно ожидать.
- Нет. Хотя и вправду странно, что они просто так отступили. Вон, сколько держались, а теперь просто ушли, - я тоже немного не понимала, почему они сдались без боя. - Хотя, кажется, знаю, после обезьян по фильму был ядовитый дым.
Тут на меня обречённо посмотрели. Но, слава Богу, обошлось без криков и истерик. Только взгляд, но мне и этого хватило.
- Так как идти ты не сможешь, придётся тебя нести. Только давай без воплей, ладно. А то знаю я тебя, - и меня аккуратно подняли, стараясь не задеть ногу.
А что я-то? В данной ситуации я и сама была этому рада. Не время сейчас свой характер показывать, нужно уносить отсюда ноги, пока они у меня ещё остались. Признаться честно, я никогда ещё не видела, чтобы кто-то так быстро бегал, ещё и с грузом на руках. Вскоре мы увидели реку. Перекинув меня за спину (я еле успела ухватиться за его шею), Эд бросился в воду. Плыли мы ужасно, вода то и дело попадала мне то в рот, то в нос. В себя я пришла уже на берегу, лёжа на песке. К ноге вернулась острая боль, не то чтобы она куда-то исчезала, просто в воде она была менее ощутимой. Слёзы сами собой потекли струйкой по заляпанным кровью щекам, и, как бы я не силилась их остановить, их поток не прекращался. Патлатый снял с себя рубашку, сел на колени и ободрал ещё когда-то мои штаны по бедро. Затем встал, разрывая свою рубашку пополам, и намочил одну из получившихся тряпок в речке. Вернувшись, он принялся промывать мне рану, а я лежала, собрав всю волю в кулак, дабы не закричать. После промывания, мою ногу туго перевязали и, не дав отдохнуть, подхватили на руки. Немного подумав, я всё же решила ухватиться за его шею руками, на которые без слёз не взглянешь. Так что остаток пути мы преодолели без происшествий. Через некоторое время мою ногу немного отпустило, и я смогла даже идти сама, почти сама. Мне пришлось прихрамывать за Эдом с помощью костыля, который он вырубил мне из толстой ветки. Сам же он шёл впереди, осматривая дорогу. Совсем скоро мы вышли к каменному гроту. У входа стояли выпуклые каменные идолы богов, происхождение которых мне было неизвестным. По центру находился огромный вход в пещеру.
- Дальше мне вход воспрещён, - с иронической улыбочкой мне всучили пузырёк. - Так что, шуруй сама. Только смотри, не заблудись, а то останешься там на веки вечные так и не узнав сладость плоти мужского тела.
- Очень смешно, - выхватив пузырёк у него из рук, я уверенно, но не спеша, шагнула в темноту.
В пещере, помимо тьмы, была сырость, хотя на улице стояла жара. Постояв так немного, мои глаза начали постепенно привыкать. Теперь я уже могла видеть очертания дороги, поэтому тихонько заковыляла вперёд.
Вдруг прямо передо мной помещение залилось ярким светом, раздражая привыкшие к темноте глаза. Из мерцания вышла самая, во что бы то ни стало, обычная девушка, лишь немногим отличавшаяся от других: её платье было из тонкой зеленой материи, смахивающей на водоросли; на правой лодыжке в виде татуировки росли восьмёркой растения, и сверкали ужасно громадные ногти. Во всём остальном она была прекрасна: белыми волосами, вьющимися локонами, мраморным лицом, на котором акварельные глаза величественно смотрели на меня, и, конечно же, фигурой. Она была такой утончённой и нежной, как весенний цветок. Вместо человеческих ушей у неё были аккуратненькие эльфийские ушки, а на голове возвышалась перламутровая раковина (вероятнее всего, это корона).
- Ты преодолела тяжёлый и нелёгкий путь, дитя, - её бархатный голос звучал как колыбельная. Теперь я понимаю, как русалки голосом сводят с ума юношей. Им даже напрягаться не нужно, говори себе да пой, и он уже твой. А она продолжала, - значит, тебя, действительно, настолько сильно мучает чувство вины, что ты, не жалея своей жизни, ринулась спасать человека, который тебе противен, - интересно, откуда она знает про меня такие подробности? - Не удивляйся, я знаю всё, что было, есть и даже будет в далёком будущем. Но увы, как бы сильно я не хотела тебе рассказать, я не имею права вершить чужие судьбы.