Скайлар опускает голову, отворачивается, и я вижу, как она быстро проводит тыльной стороной ладони по щеке.
— Черт, Скайлар, — я сажусь и беру ее руку в свою. — Не хотел тебя расстраивать.
Она качает головой, через силу улыбаясь, мне это ясно видно. Скайлар обводит глазами стены, а потом возвращается взглядом ко мне. Я хочу ее обнять. Хочу осушить поцелуями слезы. Но не намерен переходить черту и заставить ее унести отсюда ноги, решив, что я какой-то лживый придурок.
— Хотелось бы мне все тебе рассказать, — ее голос срывается, а рука хватается за ворот блузки. — Но не могу.
— Может, когда-нибудь? — я провожу ладонью по ее руке вниз к кисти. Она переплетает свои пальцы с моими, по собственной инициативе. — Как только будешь готова.
— Я хочу поцеловать тебя, Тео. Очень, — в голосе Скайлар слышится тихая неуверенность, а в глазах — тоска.
— Так сделай это. Поцелуй меня, — сердце в груди понеслось вскач. — Чего ты боишься?
— Тебя.
Я наклоняюсь к ней ближе, вдыхая ее аромат, наши тела разделены тонким слоем воздуха.
— Я собираюсь поцеловать тебя, Скайлар, и тебе это чертовски понравится. Я докажу, что ты ошибаешься на мой счет. Обещаю.
Она сглатывает, слегка приоткрывая губы, и я полностью принимаю это как приглашение взять то, что, и так уверен, принадлежит мне. Мои губы прижимаются к ее губам, горячие и решительные. Она на вкус, как корица, и я чувствую, как дрожит ее тело, когда прижимаюсь к ней. Скайлар откидывается на одеяло, и я нависаю над ней.
Глажу ее рукой и касаюсь губами. Оттягиваю нижнюю губу зубами и отпускаю, а затем начинаю снова. Я хочу попробовать ее на вкус. Хочу с жадностью поглотить каждый квадратный сантиметр Скайлар Пресли. И к тому времени, как закончу, и ее унесет на вершину блаженства, хочу, чтобы она выкрикивала мое имя.
А потом она раскроет мне все свои самые сокровенные тайны, потому что я тот, кому она может их доверить. И ничего из сказанного ей не сможет изменить мое мнение о ней.
Я прижимаюсь своей твердостью к ткани ее джинсов, и она стонет в мой рот. Губы приветствуют мои поцелуи, а пальцы подбираются к моим волосам, зарываясь в них и дергая, в то время как ее тело извивается подо мной.
Но как только я просовываю руку под ее блузку, все меняется.
— Остановись, — Скайлар выбирается из-под меня, отталкивая. — Я не хочу продолжать, — она натягивает блузку на живот и разглаживает ткань. И, скрестив на груди руки, превращается из сексуальной кошечки в неуверенную в себе незнакомку.
— Я не понимаю.
— Я не хочу этого делать. Не так.
Мне трудно дышать.
С лица не сходит страдальческая улыбка, так как мои яйца грозят взорваться от перевозбуждения, любезно подаренного мне Скайлар. Я поднимаю руки и отодвигаюсь к краю кровати. Ее всю трясет.
И теперь я чувствую себя мудаком.
— Мы можем просто... поговорить? — просит она.
— Конечно.
Скайлар окружает невидимая стена, и мне единственному она видна. Я проглатываю свою гордость, терпеливо усмиряя свой стояк, и устраиваюсь поудобнее для доверительной беседы без телесного контакта.
— Расскажи о своем детстве, — начинает она.
Я смеюсь, что вызывает улыбку на ее милом лице, и таким образом мы возвращаемся в нужное русло.
— Я серьезно, — говорит она. — Скажи, что у тебя было нормальное детство. Мне необходимо знать, что ты вырос не на яхтах, и что тебя не воспитывала команда нянь, работающих круглосуточно, чтобы твоим родителям никогда не было нужды просыпаться посреди ночи.
Склонив голову набок, скребу подбородок.
— Во-первых, нет такого понятия, как нормальный. Ни у кого никогда не было нормального детства, и если кто-то тебе так сказал, то он гребаные лжец.
— Согласна.
— Во-вторых, я рос не на яхте. В мотелях, трейлерах и квартирах, кишащих тараканами. Не думаю, что до старших классов закончил хоть один учебный год в одном и том же учебном заведении. И только когда родителей лишили родительских прав, и надо мной взяла опеку одна семья, мне удалось закончить школу.
— Твои опекуны.
— Да, — я тру виски. Последнее, что мне хочется сделать, это испортить этот прекрасный момент разговорами о прошлом. Во мне оживает сострадание к ней, и я чувствую себя виноватым за то, что сунул нос в ее спрятанное под семью замками прошлое, как будто это мое дело. Она расскажет мне все сама, когда будет готова.
— Продолжай, — говорит она.
— Это все, — я сворачиваю разговор и завязываю блестящим бантом. — Я проучился в старших классах, зная, каково это — иметь приличную семью, которая каждый вечер собирается за одним столом, и где никто постоянно не находится под кайфом или без сознания от наркотиков. Окончил школу, затем колледж. Основал собственную компанию. А теперь вот сижу здесь с тобой.