Только из-за тебя я выбросил на ринг белое полотенце. Ты дала мне шанс. Может, я всегда в душе знал, что ты права, но все равно — все это я сделал только ради тебя!
Я не заключал с тобой никаких сделок. Я вывернул свою жизнь наизнанку ради тебя, я принес тебе все сокровища земли, я отказался от синицы в руках ради журавля в небе. И если ты по-прежнему считаешь, что я не люблю тебя, крошка, можешь катиться ко всем чертям!
Я отпустил ее плечи, и она упала на диван. Я направился к двери.
— Фрэнки! — тихо позвала она меня.
Я повернулся. Рут стояла около дивана.
— Фрэнки! — удивленно воскликнула она. — Ты плачешь!
Мы поженились в Мэридене, штат Коннектикут, в понедельник, последний день июня 1941 года.
— Фрэнсис, ты согласен взять в законные жены Рут, любить ее и заботиться о ней до последнего дня жизни? — громко спросил судья.
— Да.
— А ты. Рут, согласна, чтобы Фрэнсис стал твоим законным супругом, любить его и заботиться о нем до последних дней жизни?
Рут посмотрела на судью, потом перевела взгляд на меня. Я еще никогда в жизни не видел таких голубых глаз.
— Да, — мягко ответила она.
Судья кивнул, и я одел ей на палец обручальное кольцо.
— Наделенной мне штатом Коннектикут властью я провозглашаю вас мужем и женой. — Он глубоко вздохнул. — Можете поцеловать жену.
Я повернулся к Рут и поцеловал ее. Ее губы легко прикоснулись к моим и отодвинулись. Я посмотрел на судью.
— Поздравляю вас, молодой человек! — улыбнулся он. — С вас два доллара.
Я дал ему пятерку.
Около одиннадцати мы вернулись ко мне в гостиницу. Я перенес ее на руках через порог и поцеловал.
— Здравствуйте, мистер Кейн!
— Здравствуйте, миссис Кейн!
Я опустил Рут на пол, заказал по телефону четыре бутылки шампанского и попросил принести побыстрее.
Пока Рут переодевалась, я ждал в гостиной и нервно пил шампанское. Подойдя к окну, посмотрел на сверкающий на противоположном берегу Нью-Йорк. Я улыбнулся своему отражению и поднял бокал.
— За тебя!
Мое отражение тоже поднесло бокал к губам и выпило.
— Фрэнк, — Голос Рут был таким тихим, что я едва ее услышал.
Я отвернулся от окна и подошел к двери.
— Да, Рут?
Ответа не последовало. Я поставил бокал, выключил свет и открыл дверь в спальню. У кровати горел ночник. Рут стояла у окна и протягивала мне руку.
— Фрэнки, иди сюда на минуточку. Посмотри.
Я подошел к окну, но, кроме Рут, ничего не видел.
— Фрэнки, — загадочным голосом проговорила жена, — посмотри в окно. Ты когда-нибудь смотрел на мир, который раскинулся вокруг нас, на прекрасный огромный мир, который ждет нас?
Я не ответил. Лунный свет падал на прекрасное лицо Рут, и к горлу подступил ком.
— Фрэнк, как ты думаешь, на кого будет похож наш сын? — спросила она, поворачиваясь ко мне.
Я легко поцеловал ее в щеку, и она прижалась ко мне.
— Не знаю, — тихо ответил я. — Я никогда не думал о детях, никогда не хотел их.
Она прижалась крепче.
— Думаешь, он будет похож на тебя? Такой же красивый, своевольный, загадочный?
Я крепко обнял жену.
— Если он будет похож на меня, нам лучше не заводить его.
Я поцеловал Рут в шею, и она прошептала мне на ухо:
— Фрэнк, у нас будет прекрасный сын. Мои губы скользнули по ее плечу. — Ты знаешь, что ты прекрасен?
Я рассмеялся и поцеловал ее грудь. Ее руки неожиданно охватили мою голову и прижали к своей груди. Рут нагнулась и поцеловала меня в макушку. Я поднял лицо и прижался к ее пылающим губам.
— А ты знаешь, что ты прекрасна? — прошептал я.
Она протянула руку и выключила свет.
Я долго лежал и наблюдал за спящей Рут, в уголках глаз которой блестели слезинки. Внезапно мне захотелось курить.
Я пошарил рукой по столику, но сигарет не нашел. Встал и тихо, чтобы не разбудить жену, вышел в гостиную.
В ушах продолжал звенеть ее голос: «Фрэнки, ты счастлив? Ты доволен мной?»
Я осторожно закрыл дверь и включил настольную лампу.
Да, я был доволен Рут.
На столе лежали сигареты. Я закурил и с удовольствием глубоко затянулся. Рядом лежала почта, скопившаяся за время моего отсутствия. Я лениво принялся просматривать ее: счета, рекламные объявления, письма. В самом низу наткнулся на почтовую карточку с правительственным штемпелем.
"МЕСТНОЕ ОТДЕЛЕНИЕ, НОМЕР 217.
ВОИНСКАЯ ПОВЕСТКА.
УВЕДОМЛЕНИЕ:
ФАМИЛИЯ, ИМЯ — КЕЙН ФРЭНСИС, НОМЕР 549.
КЛАСС — 1А...
25 ИЮНЯ 1941г...
Сигарета догорела почти до фильтра, и я положил ее в пепельницу. Потянувшись к лампе, понял, что до сих пор держу в руках открытку. Я выключил свет и бросил карточку. Черт с ней! Утром позвоню Карсону и велю все уладить.
Что было потом
Мартин Кэбелл внезапно почувствовал слабость. Он опустился на стул и посмотрел на Джанет.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросил он дрожащим голосом.
Джерри тоже не сводил с жены изумленного взгляда. Он тоже хочет знать, что она имеет в виду. Коуэн знал часть истории, но сейчас последует окончание. Морщинки на лице Джерри разгладились, и он откинулся на спинку кресла.
— Мы все знали, что Рут ждет ребенка, — начала Джанет, сев так, чтобы видеть мужчин. — Когда от Фрэнка пришла телеграмма с известием о смерти Рут, мы автоматически подумали, что ребенок умер при родах, но мы ошиблись.
Ты, Мартин, уже уехал в Европу, и мы сообщили тебе о случившемся только в письме. Через месяц уехал и Джерри, и жизнь для меня остановилась.
За несколько недель до возвращения Джерри пришел армейский капеллан из батальона, в котором служил Фрэнки. Кейн умер у него на глазах. Тогда мы уже знали, что Фрэнки мертв. Похоронка из военного министерства пришла еще 16 апреля. Но капитан Ричардс привез письмо от Фрэнка.
Капитан Ричардс страшно устал. Он уже забыл, когда последний раз спал. Когда человек проживает за день тысячу лет, это очень много.
Канонада превратилась в монотонный гул, на который он почти перестал обращать внимание. Вчера это был полевой госпиталь, а сегодня — тыловой. Фронт за сутки отодвинулся на тридцать миль, но раненые продолжали поступать. Доктора работали день и ночь без перерывов, но очередь у дверей операционной не уменьшалась.
Ричардс вышел из маленького здания, служившего госпиталем. Вокруг на носилках прямо на земле лежали раненые, ожидая своей очереди. Наступила ночь, и в небе уже зажглись первые звезды. Капеллан медленно направился к своей палатке. Необходимо хоть немного поспать, он чувствовал, что скоро упадет от усталости. Он должен был хоть немного поспать, хотя и знал, что во сне его будут преследовать их белые, переполненные болью лица, стоны и мольбы. Ричардс медленно шел к своей палатке, опустив голову и еле волоча ноги. От людских страданий у него ныло сердце.
— Капитан Ричардс.
Ричардс скорее почувствовал, чем услышал голос. Это был даже не голос, а едва слышный шепот, наполненный болью. Он остановился.
— Капитан Ричардс, сюда...
Капеллан вышел на звук. Еще один раненый, укрытый по шею одеялом, из-под которого торчало белое лицо. Ричардс не узнал человека и опустился на колено.
— Капитан, вы меня не помните?
Ричардс покачал головой. Их было так много.
— Я Кейн. Помните?
Капитан Ричардс с изумлением вспомнил Кейна, вспомнил их первую встречу. Ричардс только приехал в батальон. Кейн был сержантом. Капеллан спросил, почему Кейн не ходит на мессы, но тот лишь рассмеялся. Что он тогда ответил? Сейчас трудно вспомнить, прошло столько времени. Точно, Кейн рассмеялся и сказал: «Мессы мне уже не помогут, падре». «Мессы всегда всем помогают. К Богу обратиться никогда не поздно». Сержант вновь рассмеялся. «Если до этого когда-нибудь дойдет дело, падре, я хочу обратиться к нему лично, напрямую». Он отошел. Капеллан некоторое время наблюдал за Кейном. Странный человек, думал он. Слишком старый для воинской службы. Чуть позже Ричардс с удивлением узнал, что, несмотря на почти седые волосы, Кейну чуть больше тридцати.