— Ей не терпится узнать мальчик это или девочка, — сказал Клинтон.
— Куда ты клонишь? — спросил Холден, неожиданно ощутив лёгкое раздражение, словно Клинтон пытался его пристыдить и заставить испытать к Джемме что-то большее, чем то, что он испытывал на самом деле.
Клинтон пожала плечами.
— Не знаю. Мне не по себе от всего этого. Я переживаю за ребенка, потому что его родители друг друга ненавидят. Я переживаю за Джем, потому что она хочет того, чего не может иметь. Я переживаю за твою девушку в Вашингтоне, потому что Джем не дает вам быть вместе. Я просто… переживаю.
— Я не ненавижу Джемму, — спокойно сказал Холден, с удивлением обнаружив, что это правда. — Просто мне нужен кое-кто другой.
— Но ты с ней живешь. Ты отец ее ребенка. Я не должен этого говорить, но я знаю, что она все еще надеется, что вы…
— Этого никогда не случится, — произнес Холден.
— Может, тебе стоит ей об этом сказать, — осторожно заметил Клинтон.
— Да я, бл*дь, уже говорил. И ты это слышал. И она ответила, что убьет нашего ребенка.
— Она растерялась. Ей было больно. И она разозлилась на тебя.
— Ну да. А мне показалось, она говорила вполне серьезно.
— Да, полагаю, так оно и было, — вздохнул Клинтон. — Это чёрт знает что.
Совершенно неожиданно с губ Холдена слетели слова, которые потрясли его до глубины души.
— Клинтон, я уезжаю.
— Что? — Клинтон повернулся к Холдену, сузив глаза. — Она беременна твоим ребенком, а ты ее бросаешь? Ты обещал…
— Да успокойся, ты. Раз я обещал, что не буду с Гриз, значит, не буду. Иметь ребенка — дорогое удовольствие, Клинтон. Я ухожу в амию.
У Клинтона отвисла челюсть.
— Что? Что за х…? Когда? Ты поступаешь на военную службу? Когда это произошло?
— Когда я был в Мэриленде, в больнице у Гри, то познакомился с одним морским пехотинцем. Мы разговорились, и я просто… Знаешь, я хочу, чтобы мой ребенок ни в чём не нуждался. Я хочу, чтобы он мной гордился. И я не хочу всю свою жизнь проработать на чертовом стекольном заводе.
— А что плохого в стекольном заводе? — спросил Клинтон.
— Ничего. Ты прожил здесь всю свою жизнь. Скорее всего, однажды станешь помощником управляющего. А я? Я здесь так, проездом. На тяжёлой физической работе. Я не хочу вечно этим заниматься. Я хочу большего.
— Значит, ты уходишь в армию, — проговорил Клинтон.
— Да. Уже сдал вступительный экзамен. Со всем справился. Через три с половиной недели возвращаюсь в Балтимор, и если все пройдет хорошо, меня отправят в лагерь новобранцев.
— Черт, — сказал Клинтон с возрастающим восхищением в глазах. — Так ты серьезно. Зачисляешься на военную службу. Ты станешь чёртовым морпехом, Сет… ээ, Холден.
Холден улыбнулся, услышав в голосе своего друга благоговейные нотки. Он знал, что, поскольку Квинт раньше служил в армии, Клинтон испытывал огромное уважение к военным.
— Ура! — тихо произнёс Холден.
— Черт возьми, Холден. Рад за тебя. Это… это очень круто. Да, — он замолчал. — А как же Джем?
— Я буду высылать ей чеки, чтобы помочь с ребенком. После учебного лагеря я вернусь домой и увижу их. И слушай, Клинтон, давай начистоту. Думаю, мы оба знаем, что к этому времени она уже не будет одна. Если ты, конечно, правильно воспользуешься сложившимися обстоятельствами.
Щеки Клинтона вспыхнули. Он отвернулся и, медленно покачав головой, уставился на полуразрушенный зал, где еще тренировалось несколько парней. Наконец он прошептал:
— Я люблю ее, Холден.
— Я знаю. Почему бы тебе не сделать с этим хоть что-нибудь?
Резко вскинув голову, Клинтон встретился взглядом с Холденом и пристально всмотрелся ему в глаза, колеблясь между надеждой и осторожностью.
— Ты не возражаешь?
— Черт возьми, нет.
— То есть… ты не против?
— Да нет же, — сказал Холден, сделав глоток воды. — Сделай ее счастливой. Бог свидетель, я не могу.
— Но твой ребенок?
— Всегда будет моим р-ребенком, — резко сказал он. Спустя минуту он расслабился и слегка подтолкнул друга в бок. — Но раз уж моему ребенку придётся расти на глазах у другого парня, я бы предпочел, чтобы это был ты.
Клинтон улыбнулся Холдену, затем оглянулся и посмотрел в зал.
— Если она согласится, я обещаю, что буду любить этого малыша, Холден. Обещаю. И даже если мы с Джем захотим еще детей, буду относиться к нему как к своему собственному.
Холден кивнул, что-то мучительно заныло у него внутри, когда он понял, что повзрослев, его ребенок, скорее всего, будет знать Клинтона лучше, чем его. Но он все еще оставался отцом этого малыша и прекрасно помнил, как разбил себе сердце, чтобы этот ребенок смог появиться на свет. Он полностью изменил свою жизнь. Он никогда не расскажет своему ребенку о страшных угрозах Джеммы, но всегда будет знать о том, что лишь он один уберёг его от смерти. Он… и Гриз. И этого никто у них не отнимет.