— Если все пойдет по плану, то в ноябре.
— На День благодарения, — ухмыляясь подруге, сказала Майя.
Благодарения.
Ожидая, пока татуировщик принесет счет, она почувствовала, как сердце затрепетало в тоске и томительном предвкушении будущего — их будущего. Она была бы так благодарна за этот год. Если он выберет её. Если он выберет их.
Гризельда как раз высыпала попкорн в две большие миски, когда, прыгая по ступенькам, с лестницы спустилась Пруденс. Затем она наполнила лимонадом две кружки-непроливайки, поскольку Сабрина не разрешала Пруденс пить в медиа-зале из открытых чашек.
Когда начался мультфильм, Пруденс прильнула к Гризельде, уютно устроившись на диване, и она бросила взгляд на свою татуировку, подумав:
«Держи руку на буквах, Холден.
Я тоже буду держать».
***
Это была девочка. У него дочь.
Было просто потрясающе увидеть на экране монитора очертание ее тела и пузырьки, появляющиеся у нее изо рта, когда она шевелилась внутри у Джеммы. Он разглядел ее череп, позвоночник, ноги и ступни, услышал, как бьется, колотится, словно заведённое, ее маленькое сердечко. Она была живым чудом, его чудом.
По дороге в клинику и сидя в приемной, они с Джеммой почти не разговаривали, но когда врач включил на мониторе звук, Джемма схватила Холдена за руку, и он сжал ее ладонь, улыбнувшись ей в ответ. Несмотря на все разногласия, эта малышка была частичкой их обоих, и он уже ее любил.
В грузовике по дороге домой Джемма рассматривала фотографии, которые им дали в клинике, и с улыбкой повернулась к Холдену.
— Я тут подумала на счет имён, — произнесла она. — Как тебе Карисма?
«Да, как-то не очень», — подумал Холден, ничего не ответив.
— Или Дестини? Или Жасмин?
Холден нервно сглотнул, борясь с желанием сказать ей, что ему не нравится ни одно из этих имен.
Джемма громко вздохнула, очевидно, раздосадованная его реакцией.
— Клинтону нравится Ханна.
— Ханна — хорошее имя, — проговорил Холден.
— Да? — спросила Джемма, положив руки себе на живот. — Что скажешь, малышка? Тебе нравится имя Ханна? Хочешь, чтобы тебя назвал дядя Клинтон?
— Дядя Клинтон?
— Так он себя называет. У меня нет ни братьев, ни сестер, у тебя тоже, так что мы можем считать своей семьей всех, кого захотим.
— Ханна что?
— Ханна Вест? — спросила Джемма.
— Моя настоящая фамилия К-крофт.
Джемма пожала плечами.
— Хорошо. Ханна Крофт.
Ханна Крофт. Ханна Крофт. Это имя было таким волшебным, таким удивительным, что он чуть не засмеялся от счастья.
«Гриз, у меня будет дочка, и ее зовут Ханна. Ханна Крофт»
— Так, ээ, может, нам стоит еще раз попытаться? Ради Ханны? — спросила Джемма, потянувшись к нему и положив руку Холдену на бедро. — Сет… хм, Холден, мы могли бы стать настоящей семьей. Поселиться где-нибудь, растить ее вместе… может, даже поже…
— Постой, — сказал Холден, резко свернув на парковку городского парка, и осторожно убрал ее руку со своего бедра. Он посмотрел ей в лицо и, стараясь говорить ласковым голосом, произнес. — Нет, Джем.
— Почему нет? — допытывалась она. — Когда-то мне удавалось делать тебя счастливым. По крайней мере, немного. Ты позволил мне быть рядом!
— Ты заслуживаешь кое-кого получше, чем тот, кто просто позволит тебе быть рядом. Ты заслуживаешь настоящей любви.
— Ну, так люби меня! — со слезами на глазах проговорила она. — Прости меня за те ужасные слова об аборте. Я бы никогда этого не сделала. Я так на тебя разозлилась. Мне было больно, и я хотела причинить боль тебе. Всякий раз, когда ты напивался, то говорил о том, чтобы однажды завести детей, и я просто подумала… Я подумала…
«Стоп. Что?»
В один ослепительный миг всё встало на свои места. Не в силах вздохнуть, Холден в полном шоке уставился на нее.
— Ты сделала это н-намеренно, — сказал он. Свой собственный голос показался ему глухим и растерянным. — Мы не забывали про презервативы…
Щеки Джеммы вспыхнули, и она медленно пожала плечами, признавая своё поражение.
— Я хотела, чтобы ты меня любил. Я думала…, — она замолкла, и ее лицо приняло несчастное выражение. — Перед тем как его на тебя надеть, я пару раз его проткнула, чтобы он порвался.
Холден кивнул, удивлённый тем, что совсем на нее не сердится. Ему просто было жаль — ужасно, безумно ее жаль, за то, что ей так отчаянно хотелось кого-то любить и быть любимой, что она пыталась поймать его в ловушку.
— Джемма, я ухожу, — осторожно сказал он.
Стоявшие у нее в глазах слезы хлынули по щекам.
— Прости меня! Ну, прости меня! Ты не должен уходить! Я уйду. Я вернусь в дом своей матери и…
— Джем, — потянувшись к ней, произнес он. — Всё нормально.