Холден задержал дыхание.
— Т-т-ты это слышала?
Гризельда перестала дышать, все ее тело напряглось, готовое скатиться на пол с кровати Холдена и быстро переползти к обшитой панелями стене, которая разделяла их камеры. За два месяца их заточения Холден обнаружил в стене плохо закрепленную панель, и Гризельда научилась мастерски скатываться, ползти, без малейшего скрипа сдвигать незакрепленную панель и возвращаться в свою комнату.
Пока что Хозяин никогда не заставал их вместе, и за последние два года это стало для них единственным спасением, каждый вечер перед сном обретать покой в объятиях друг друга.
Она услышала низкий вой за дверью в верхней части лестницы.
— Каттер, — прошептала Гризельда, прислушиваясь к звуку его когтей, цокающих по полу наверху. Как только они услышали, что шаги удаляются, оба с облегчением выдохнули. Это был не Хозяин, готовый спуститься вниз, чтобы преподать свои “уроки”.
Холден прижал Гризельду ближе к себе и сделал глубокий вдох, прежде чем тихо произнести слова, те же слова, что он повторял каждый вечер.
— М-м-мою мать звали К-корделия, но отец звал ее К-кори.
— А твоего папу…
— З-з-звали Уилл.
— Кори и Уилл Крофт.
— Верно.
— И в один прекрасный день, я стану Гризельдой Крофт, — сказала она, быстро меняя тему, потому что услышала слезы в его голосе.
— Да. Ты и я. М-м-мы должны оставаться вместе.
— Холден, — сказала она, переворачиваясь на бугристом, грязном матрасе, чтобы быть лицом к нему. Она его не видела, но чувствовала его дыхание на своих губах. — Когда ты не торопишься, ты не так сильно запинаешься.
— З-з-заикаешься, — в тысячный раз поправил он ее.
Она уткнулась головой ему под подбородок, прильнув к нему немного ближе. Он поправил руку, лежащую у нее на талии, обхватив пальцами ее тело, и ее грудь прижалась к его груди. Прислонившись лбом к изгибу его шеи, она на мгновение закрыла глаза и сделала глубокий вдох, забывая о запахе плесени и грязи, и открывая аромат Холдена — теплой кожи, любимого мальчика и солнечного света. Месяц назад ей исполнилось двенадцать, и она знала без малейшей тени сомнения, что каждую ночь и всю оставшуюся жизнь хочет засыпать с этим запахом. Однажды им не придется расставаться, пожелав друг другу спокойной ночи. Однажды Холден будет всецело принадлежать ей.
— Холден?
— Д-д-да, Гри?
— Я найду способ. Я обещаю тебе, что найду. Через несколько месяцев наступит лето, и я найду способ вытащить нас отсюда.
— Я знаю, — сказал он, но его голос был расстроенным.
— Не сдавайся, Холден.
— Я не сдамся, — его пальцы выскользнули из-под нее, и губы на несколько долгих минут прижались к ее волосам. — Т-т-теперь, ложись спать, Гри. Н-не за-засыпай здесь.
Она стиснула зубы, ее глаза жгло от почти невыносимой скорби. Как всегда в этот самый ужасный момент каждой ночи.
— Держи руку на буквах, — тихо сказала она, отрываясь от тепла его тела и радуясь, что в темноте не видно ее слез бессилия.
— Буду держать, — сказал он, поворачиваясь к стене, и хотя в подвале было так темно, что она не видела даже своих рук, она знала точно, какого места на стене он касается, когда засыпает.
Она бесшумно пробралась через панель и залезла на свою кровать с другой стороны стены, прижавшись пальцами к точно таким же, аккуратно вырезанным буквам, пока, наконец, не заснула.
***
Когда Гризельда отошла от маленькой койки, по ее лицу текли слезы. От воспоминаний у нее одновременно пульсировала и кружилась голова. Невыносимая скорбь, которую она каждый день испытывала от потери Холдена, здесь, где они провели вместе столько времени, почти парализовала ее своей бешеной силой. Она повернулась лицом к комнате и заметила, что инструменты Хозяина до сих пор аккуратно висят на колышках над его верстаком. Ей пришло в голову, что она может взять любой из этих инструментов — молоток, отвертку, пилу, что угодно — и прямо сейчас положить конец ее жалкой шестнадцатилетней жизни.
Было очень заманчиво умереть здесь, где она пережила самые лучшие и худшие моменты жизни. Вполне возможно, что Холден уже мертв, а это означает, что если она себя убьет, то воссоединится с ним. Она шагнула в сторону верстака, но ее удержали собственные слова.
«Не сдавайся, Холден».
Шепот рикошетом пронесся сквозь мертвое, беззвучное пространство, будто она произнесла это вслух.
— Я не сдамся.
Все еще сжимая в руках миску Холдена, она резко отвернулась от инструментов и поднялась по цементным ступеням в сумерки раннего вечера. Она с громким стуком закрыла двери подвала, затем повернулась спиной к темному, мрачному месту, где была в плену до того самого дня, пока не выбралась на другой берег Шенандоа. Одна.