— У меня не было другого выхода, сэр. Нам надо было отвлечь внимание Гаарка и убедить его, что мы будет прорываться по центру. Если бы вы сами отдали приказ о такой атаке, неужели вы стали бы отсиживаться за спинами ребят?
Эндрю молча опустил голову.
— И это говорит человек, который обзывал меня тупоголовым ирландцем! — вмешался Пэт. — Винсент Готорн, я думаю, что ты еще больший псих, чем я.
— Как жизнь, Пэт?
— Отлично. Дьявол и преисподняя, давно я не участвовал в такой отличной драке. — Ирландец виновато покосился на Касмара. — Прошу прощения, ваше святейшество.
Патриарх улыбнулся:
— Черт с тобой, Пэт; мне довелось услышать ругательства и похуже, после того как я присоединился к армии.
— Будь я проклят, Винсент, — воскликнул О'Дональд, явно испытывая облегчение оттого, что Касмар избавил его от необходимости тщательно выбирать слова. — Ты бы видел, как я жахнул по бантагам из моих пушечек. А броневики этого пацана Тимокина! Господи, вот это был бой так бой!
— Жаль, что меня при этом не было.
Наклонившись, Эндрю сжал руку Винсента.
— Ты все сделал правильно, сынок. Я знал, что могу на тебя положиться. Ты пошел на эту жертву во имя великой цели. Не ради меня, Пэта или Эмила. Мы вывели из вражеского капкана четыре корпуса. На этот раз все было иначе, чем при Потомаке.
— Что с Гансом?
— Мы только что получили телеграмму из Рима. Буллфинч добрался до него, они сейчас в Тире.
Винсент вздохнул и устало откинулся на подушку, его лицо исказилось в гримасе боли.
— Кэтлин? — прошипел Эмил.
— Джентльмены, попрошу вас немедленно удалиться, — распорядилась Кэтлин.
Винсента затрясло в приступе лихорадки, и он попытался сесть. Кэтлин уперлась ладонями в его плечи и заставила раненого лежать смирно.
— Не бросайте меня одного, — прошептал он.
— Я здесь, сынок, — тихо отозвался Эндрю.
— Сэр, я боюсь.
Эндрю провел рукой по пылающему лбу Винсента, успокаивая юношу.
Взгляд Готорна вновь переместился на Кэтлин.
— Мама?
Эндрю закрыл глаза. Как часто в своей жизни он слышал этот крик. В течение дня многие раненые стоически переносили страдания, не плакали и не стонали, но с наступлением темноты все они, седые ветераны и безусые юнцы, начинали звать своих матерей. Ночью, когда страх и боль становились непереносимыми, каждый солдат мечтал о нежном прикосновении ласковой руки.
— Я здесь, мальчик мой, — прошептала Кэтлин. Взяв его ладони в свои, она начала тихо произносить слова молитвы: — Когда я ложусь спать, я молю тебя, Господи…
По лицу Эндрю покатились слезы. Ненавидящий войну юный квакер, которого он использовал в своих целях, превратив в безжалостного хладнокровного убийцу, снова превратился в испуганного мальчика, и от этого зрелища сердце Эндрю разрывалось на части.
То, что он сейчас видел, заставило его по-новому взглянуть и на Кэтлин. В его глазах она всегда была и всегда будет прекрасной ирландской девушкой с рыжими волосами, зелеными глазами и едва уловимым дублинским акцентом, проявляющимся в моменты гнева или страсти. Но сейчас она казалась ему почти Мадонной, воплощением Матери, к которой тянутся все мальчики, добравшиеся до последней черты.
Ему на плечо легла чья-то рука. Это был Эмил, и они вместе покинули купе Винсента. Пройдя мимо коек с ранеными, Эндрю вышел на платформу и полной грудью вдохнул холодный ночной воздух. До него доносились раскаты артиллерийской канонады — война продолжалась. Марк лично следил за тем, чтобы несколько батарей прикрывали отступление арьергарда Армии Республики. За час до рассвета орудийные расчеты заклепают пушки, погрузятся на последний поезд и поедут к новой линии укреплений в двухстах милях к западу отсюда.
План этого отступления тоже принадлежал Фергюсону. Струг, прицепленный позади последнего состава, в щепы разломает шпалы и покорежит рельсы, и Гаарку, которому необходимо снабжать свою армию припасами, придется продвигаться очень медленно, восстанавливая железнодорожное полотно.
Санитары заносили последних раненых в вагоны поезда, рядом с которым он стоял. На боковой ветке находился еще один состав, и Эндрю увидел, как покрытый множеством вмятин броневик, на боку которого было выведено «Святой Мэлади», медленно въехал по рампе в вагон-платформу; внимательно наблюдавший за ходом операции Тимокин громко выкрикивал указания водителю машины. У другого конца поезда едва различимые в темноте Петраччи с Федором следили за погрузкой крыльев своего дирижабля. После воздушного боя с бантагами, закончившегося падением обоих летательных аппаратов, от машины Джека осталась только эта часть конструкции.