Родных захватила эта идея. Ну, еще бы.
— Да, милая, — улыбнулась мама, — сыграй, пожалуйста.
— Что-нибудь веселое, — добавил отец, подмигнув мне.
— Похоронный марш? — буркнула я себе под нос.
Никто этого не услышал.
— Хорошая мысль, — сказал и Эрнест, поймав гневный взгляд жены.
Я выслушала их всех по очереди, а после отозвалась:
— Не могу. У меня пальцы дрожат. Видите? — и я растопырила пальцы, которые на самом деле не думали дрожать.
Алиенор мне очень захотелось посоветовать поиграть самой, если уж ей так хочется музыки.
Папа хмыкнул, покосившись в сторону гостя. Мама закусила губу. А Алиенор разозлилась еще больше. Она сдвинула брови так, что на переносице образовалась маленькая складочка. Ох, и достанется мне сегодня!
Погрозив мне втихомолку кулаком, Алиенор демонстративно зевнула, прикрыв рот ладонью. Гранден тут же поднялся со своего места и начал церемонию прощания. Я видела, что мама была сердита на сестрицу за этот жест, но не могла ей посочувствовать. Зевок Алиенор был единственным ценным жестом из всех, которые она сделала за сегодняшний день.
Когда Гранден откланялся и ушел, я встала со своего места и заявила, что устала и хочу спать.
— Она хочет спать! — громкогласно воскликнула Алиенор, — утомилась, бедненькая.
— Прекрати, Нора, — сердито сказала мама, — Сюзон не виновата в твоем скверном настроении.
— Ты так думаешь? — скептически заметила та.
Махнув рукой, она продолжала:
— Скверное настроение в нашей семье прощается только Сюзон. Бедная, несчастная девочка! Носитесь с ней словно курица с яйцом. А она только и знает, что скандалы раздувать.
— Нельзя же так, Нора, — укоризненно сказал Эрнест.
И совершенно напрасно.
— Что-о? — протянула сестрица, — ты-то что вмешиваешься? Это наши семейные дела, к которым ты никакого отношения не имеешь.
Эрнест поник.
— Нора! — гневно прикрикнул отец, — достаточно на сегодня. Иди спать. Все идите спать. Уже поздно.
И вид у него при этом был очень решительный, словно еще немного — и он вытолкает всех нас вон в шею. Никто не стал с ним спорить. Мы поднялись со своих мест и, пожелав друг другу спокойной ночи, вышли и разошлись по своим комнатам.
8 глава. Вызов на дуэль
Я легла в постель и тут в дверь решительно постучали. Зная, кто это, я лишь приподнялась на локте и сказала:
— Входи, Нора.
Сестрица вошла, мягко прикрыв за собой дверь. Она пересекла комнату и села на край постели.
— Сейчас тебе от меня не отвертеться, сестренка, — проговорила Алиенор, — я хочу знать, в чем дело, и я это узнаю, даже если тресну. В конце концов, я имею на это право.
— Треснуть? — осведомилась я.
— Объясни мне, что все это значит. Ты поставила меня в дурацкое положение.
— Нет, это ты поставила меня в дурацкое положение! — я рывком села на постели, откинув со лба волосы, — и не просто в дурацкое, а в ужасное и безвыходное. Ты, со своим длинным языком!
— Нечего на меня кричать, — обиделась Алиенор, — фурия какая-то, а не девушка. На прогулке ты вела себя просто отвратительно.
— Зато ты была образцом для подражания, — не смолчала я.
— Хватит спорить. Хватит, я устала от шума!
Я возвела глаза к потолку. Она устала от шума, видите ли! А сама вопит за четверых.
— Ответь мне на один вопрос, Сюзон. Только честно.
— На один? — уточнила я, — ладно. Какой вопрос?
— Ты любишь месье Грандена?
О, Господи! Ну, сколько можно! Я тяжело вздохнула.
— Нет.
— Нет? Но… но это невозможно!
— Почему? — удивилась я, — что здесь такого особенного?
— Особенного, — повторила сестрица с непередаваемой интонацией, зачем-то покосилась в угол и наконец взорвалась:
— Ты понимаешь, что ты натворила? Из-за тебя я наговорила Бог знает чего этому несчастному человеку! Я была уверена, что ты от него без ума.
— Боже мой! — отозвалась я в том же духе, — с какой это стати ты была в этом так уверена? Я ни слова об этом не сказала, напротив, сколько раз я повторяла, что не выношу его! Думаешь, это означает нечто противоположное?
— Не кричи, — отрезала она и противореча себе, рявкнула, — ты его боишься, а не выносишь!
— Тише, — зашипела я, — мама услышит.
— Ну, и пусть слышит, — она все же сбавила тон, но так и полыхала от злости.
— Я хочу знать, в чем дело, Сюзон! Чем это он тебя так напугал?
— Не знаю, — брякнула я первое, что пришло в голову.
Разумеется, я знала. Но говорить сестре не собиралась. Тем более, что где-то в глубине души очень опасалась, что она мне не поверит и побежит за доктором. У Сюзон опять приступ! Ох, допекут они меня своей заботой!
— Не знаешь? Как это, не знаешь?!
— Не знаю, и все, — упрямо стояла я на своем, — как увижу его, так и трясусь от страха.
— Не морочь мне голову! — завопила Алиенор.
— Тсс, — прижала я палец к губам.
— Что за бред! — кипятилась сестрица, — ты думаешь, я в это поверю?
Я пожала плечами:
— Не знаю. Но это правда.
— Не верю. Это полнейшая чушь. У тебя богатая фантазия, тут я согласна. Но даже с ее помощью нельзя до такого додуматься. Людей не боятся без причины. Гранден причинил тебе какое-нибудь зло?
— Нет, — я мотнула головой.
— Он обидел тебя?
— Нет.
— Может быть, он был не слишком деликатен? Ну, ты понимаешь, позволил себе какую-нибудь вольность?
При мысли об этом я содрогнулась.
— Нет.
— Тогда в чем дело? В чем, черт бы тебя побрал, дело?
— В антипатии, — сообщила я ей с невинным видом.
— Я убью тебя, — пообещала мне Алиенор, — Господи, дай мне терпенья! Упрямая ослица. Я твоя сестра и не желаю тебе зла, понимаешь, Сюзон? Никто в этом доме не желает тебе зла.
— Только каждый понимает слово «добро» по-своему.
— Мы хотим, чтобы ты была счастлива.
— Может, следовало сначала меня спросить?
— Ну, конечно! Ты предпочитаешь чувствовать себя бедной, несчастненькой, никому не нужной сироткой! Вся в тетю Камиллу.
Очень хотелось обозвать ее дурой, но я сдержалась. Не потому, что пожалела ее. Алиенор ни за что не останется в долгу, и мы больше не будем способны ни на что другое, кроме ругани. Судя по опыту, это затянется часа на три, не меньше. А мне очень хотелось спать.
— Ты просто не умеешь быть счастливой! — разорялась сестрица.
— Я умею, но только не с Гранденом.
— Готова биться об заклад, — она кинула на меня гневный взгляд, — тоже самое ты скажешь о любом другом претенденте на твою руку. А, чтоб тебя!
Подскочив на ноги, Алиенор вылетела за дверь, образовав вокруг небольшой смерч.
Я проводила ее взглядом и легла поудобнее. Неужели, она права? Нет, это совсем не так. Я никогда не считала замужество несчастьем. С философским спокойствием понимала, что рано или поздно это случится, что все девушки выходят замуж и тому подобное. Но, честно говоря, никогда не представляла в роли мужа кого-то конкретного. Так просто, муж — некая абстрактная фигура мужского пола. Я даже контуры с трудом различала, твердо зная лишь одно: он не должен быть слишком высоким, но и не низеньким. Так, чтобы мне не пришлось бы вставать на табурет, чтобы разглядеть его лицо. Ну, а еще, пожалуй, не толстым. Это вовсе не потому, что я не выношу толстых, нет. Просто представьте себе тощую, заморенную низкорослую крошку рядом с таким. На такую пару все будут показывать пальцами. Ну, и не слишком старым, наверное. Вот и все.
Я закрыла глаза и в который раз попыталась представить себе своего будущего мужа. Просто так, к примеру. Я делала это иногда, чтобы при случае определиться. Хотя понимала, что это глупо. Всегда может случиться так, что твой идеал — это одно, а идеал твоего идеала — совсем другое, и вовсе не ты.
Итак, попробуем. Он должен быть выше меня на голову, светлый шатен, почти блондин, голубые глаза, тонкий профиль… Стоп, стоп, стоп! Кого это мне напоминает этот образ? Кто-то очень знакомый. Нахмурившись, я попыталась вспомнить и что вы думаете, вспомнила. Это же муж Элизы. Точнее, бывший муж, то есть, вдовец. Мамочка! Спятила я, что ли? Уж об этом и думать нечего. Если я была твердо уверена, что меня никогда не отдадут замуж за бедного, примерно на сто процентов, то вероятность того, что мне позволят выйти замуж за вдовца равнялась не то, что нулю, а нечто куда меньшему. Это просто невозможно, вот и все. К тому же, меня даже нельзя сравнивать с Элизой. Она-то была настоящей красавицей. После такой, как она мужчина никогда не глянет на кого-то худшего. А меня еще и разглядеть нужно. И вообще, все это глупости.