— Я говорил, мадемуазель, вам не стоит этого знать. Успокойтесь. Зато теперь он никогда на вас не женится, правда? Бедняга, — де ла Рош помрачнел, — не знаю, что на него нашло.
— Боже, я совершенно не представляю, почему, — пробормотала я, — ведь мы обо всем договорились. Я ведь обещала, что ничего никому не скажу! Не понимаю, зачем?
— Что? — на сей раз изумлен до крайности был он, — что вы сказали? Кому вы обещали?
— Ему.
— Грандену?
— Ну да. Я разговаривала с ним.
— Когда?
— Вчера.
— Господи! О чем?
— О том, что я видела.
Глаза у де ла Роша стали такими большими, что казалось дальше уже некуда.
— Вы рассказали ему… Мадемуазель!
— Ну, — мне и без того было не очень хорошо, а теперь стало совсем гадко, — я не знала, что еще можно сделать. Я не думала, что все так будет. О, сейчас я понимаю, как все это ужасно!
— Да вы понимаете, что после такого он мог вас просто-напросто придушить вслед за Элизой?! — подскочил на ноги де ла Рош, — вы с ума сошли? Кто вас просил говорить ему это? Ведь это чудо, что вы до сих пор живы!
— Кто меня просил? — я была немало уязвлена, — а вы сами? Выдумали какую-то чушь, дуэль эту дурацкую, а сами даже постоять за себя не в состоянии!
— Я не в состоянии? Кто вам сказал такую ерунду?
— Я знаю, Алиенор мне сказала, что Гранден — признанный мастер, а все остальные в подметки ему не годятся.
— Ваша сестра ничего в этом не смыслит, а вы… вы…
Я подскочила на месте в ярости:
— Что я? Хотите сказать, что я дура? Можете не стараться, я сама это знаю!
Развернувшись, я собралась уйти, но де ла Рош задержал меня за руку.
— Так, стоп, — сказал он на тон ниже, — все, успокойтесь. Я пришел сюда не для того, чтобы ругаться с вами, мадемуазель. Вы совсем не дура, я хотел сказать, что вы смелы до безрассудства.
Если я хочу уйти, меня можно удержать только силой. Но после таких слов я не могла уйти. Я застыла на месте, не в силах переварить то, что он произнес секунду назад. Потом медленно развернулась и спросила:
— Что-о? Я смела до безрассудства? Да я жуткая трусиха! Я его боялась до судорог!
Де ла Рош громко прыснул.
— Тогда вы еще смелее, чем я думал. Сказать такое, испытывая страшные судороги — это просто подвиг. Ладно, ладно, не сердитесь. Может быть, сядете?
Несколько секунд я колебалась, не зная, что выбрать. Уйти или остаться. Наконец, выбрала последнее. Вернулась к скамейке и села, подобрав край платья.
— Это ужасно, — сказала я, — то, что я сделала — это просто отвратительно. Я просто попросила его не жениться на мне, вот и все. Откуда же я знала, что он после этого повесится!
— Перестаньте, мадемуазель. Вы опять обвиняете себя во всех немыслимых грехах. Вы здесь совсем не причем. Откуда вы могли знать, что он так поступит. Черт, зачем я вообще говорил вам это?
Я молча смотрела себе под ноги. Настроение у меня было просто похоронным. Я никак не могла осмыслить то, что произошло. Я ничего не понимаю в людях, особенно в мужчинах. Мне казалось, что все закончилось хорошо, все довольны и счастливы. А что получилось на самом деле? Как обычно, когда я начинаю думать, выходит очередная гадость. Все довольны и счастливы? Это я была довольна. Я ведь только о себе и думаю. Обрадовалась, что Гранден на мне не женится и не будет драться на дуэли с де ла Рошем. А то, что он при этом думал, меня просто не интересовало.
— Вы все еще казнитесь? — спросил де ла Рош, — о чем думаете?
— О том, что я жуткая эгоистка, — честно ответила я.
— Давно заметил в вас странную склонность к самобичеванию, мадемуазель, — хмыкнул он, — но если так уж хотите знать, то жуткие эгоистки никогда не испытывают угрызений совести. Так что, можете быть спокойны: вы не эгоистка. Но иногда вы способны на весьма рискованные поступки.
— Никогда, — я помотала головой.
— А кто сбежал из дому?
— А, вы об этом! Но что же в этом рискованного? Это же очень просто. Мне даже стараться особенно не пришлось.
Он закусил губу, чтобы не расхохотаться на весь сад, но при этом очень жизнерадостно фыркал.
— Разумеется, было бы куда заманчивее, если б вам пришлось спускаться из башни по веревочной лестнице.
Я представила это и подумала, что такой побег был бы очень сложным. А если честно, страшно неудобно спускаться по веревочной лестнице, особенно если ты этого никогда раньше не делала. А главное, где я возьму веревочную лестницу?
— Самое забавное в вас то, что вы изрекаете совершенно абсурдные вещи таким серьезным тоном, — заявил де ла Рош.
Тон у него был такой, словно он сделал мне самый изысканный комплимент. Я посмотрела на него, приподняв брови.
— Что я сказала абсурдного, месье?
— Да так. Забудьте. Это неважно. Вы просто прелесть.
По-моему, говоря об абсурдных вещах, он позабыл кое о чем. О том, что в умении изрекать абсурдность он может дать мне десять очков форы. Что значит, что я «просто прелесть»? Что я изрекаю абсолютно абсурдные вещи? Не вижу в этом ничего прелестного. Глупо. Но может быть, ему нравится, когда женщины изрекают глупости. Всякое бывает. Правильно, кто сказал, что женщина должна быть умной? Это ей ни к чему. Умом должны отличаться исключительно мужчины. А с женщин хватит того, что они красивы.
Результатом моих домысливаний оказалось то, что я стала сердиться на де ла Роша, словно он назвал меня глупой. Полагаю, что он сам и не подозревал о подобных вещах. Женская логика — страшная штука.
— Не нужно быть столь мрачной, — продолжал де ла Рош, — вам не стоит думать о таких вещах.
— Не знаю, о чем мне нужно думать, — немного запальчиво отозвалась я, — но мне в голову постоянно лезут исключительно мрачные мысли. Особенно сейчас.
Он снова рассмеялся, прерывая мои попытки настроиться на похоронный лад. Я понимала, что нельзя смеяться, когда кто-то умер, но не могла удержаться и прыснула.
— Вы постоянно меня смешите, — заявил он, — мне очень нравится ваше чувство юмора.
— Тогда вы — единственный, кому оно нравится. Все остальные считают, что я слишком много язвлю.
— Не слишком, — успокоил меня де ла Рош.
Помолчав, он добавил:
— Может быть, присядете, мадемуазель? Или вы считаете, что наша беседа закончена?
Я пожала плечами и села. Не знаю, что он называет беседой. Но до сих пор он еще ничего путного не сказал, за исключением сообщения о смерти Грандена. Вспомнив об этом, я спросила:
— И что теперь делать?
— О чем вы?
— О том, что произошло с месье Гранденом, конечно.
— А что теперь нужно делать? А мой взгляд, уже немного поздно.
— Господи, какой ужас! — вдруг воскликнула я, — когда мои родители узнают..!
— О чем? О том, что он умер?
— Конечно! Представляю, как рассердится мама!
— Интересно, — глубокомысленно проговорил де ла Рош, — на что она может рассердиться? У меня, например, не возникает ни одной причины для этого.
— Она рассердится, что он умер и теперь я не могу выйти за него замуж. Поверьте, месье, она обвинит во всем меня.
Он непонимающе взглянул на меня.
— Ваши родители знают?
— Нет.
— Тогда у них нет причин сердиться.
— Это вы так думаете. А на самом деле, мама именно так и подумает. Она скажет, что так долго старалась, искала для меня подходящего мужа, а он взял и умер. И это, конечно, потому, что от меня исходят какие-то вредные флюиды. Или еще что-то в этом духе.
— Забавно. Но всегда можно найти ему замену. Пусть не столь подходящую, но все-таки…
— Как, еще один? Ну нет, я не хочу, — я решительно воспротивилась этому допущению, — достаточно Алиенор, которую выдали замуж за человека, которого она вообще не знала.
— Тогда у меня есть на примете одна кандидатура, — сказал де ла Рош, на мой взгляд слишком легкомысленно.
Я, конечно, тут же захотела узнать, что это за кандидатура.
— Кто?
— Я.
— Вы? — я вытаращила глаза, — что вы имеете в виду?