— Но с другой стороны ты бы хотела, чтобы сделал, да?
— Да, но это не то, чем занимаются лучшие друзья.
— Да, — вздохнул он.
Я понимала, что он собирался задать мне точно такой же вопрос, а я не хотела, чтобы он почувствовал разочарование, которое я ощущаю за него. Мы просили честности друг от друга, мы хотели отношений, даже если у них появились бы серьезные недостатки, но сейчас все стало немного зыбким. Поэтому я решила ответить ему, даже прежде чем он спросит, потому как понимала, что в нем шла борьба, стоит ли спрашивать или нет.
— Она может слышать тебя. Мама — все тот же человек, только стала намного спокойнее.
Вон снова оперся на локоть и посмотрел вниз в мои глаза. Солнце почти скрылось за горизонтом, а оттенки оранжевого и пурпурного окружали сиянием его тело. Он был так похож на ангела, что я пыталась преодолеть желание притянуть его к себе и поцеловать.
— Харпер?
Я понимала, о чем он хотел знать. Мы говорили о моей маме, будто она умерла, когда на самом деле, нет. Однако, вполне могла бы. Закрывая глаза, я могла представить ее за окном дома, над которым работал папа, чтобы держать ее взаперти. Мне было интересно, могла ли она видеть хоть что-нибудь сквозь свои призрачные глаза. Я понимала, что думать и говорить так о ней — очень цинично, но то, что я видела ее такой: лишь оболочкой потрясающего музыканта, жены и матери, которую я знала, пока взрослела — убивало меня. Она бы возненавидела себя, если бы отдавала себе полный отчет.
— Я не знаю, почему рассказала об этом Бенни. Может быть, это был тот момент, в котором мне захотелось, чтобы все это оказалось правдой... — Я сделала глубокий вдох, прежде чем продолжить. — Около трех лет назад мои родители попали в автокатастрофу по пути домой после своего ужина по случаю годовщины свадьбы. Мама получила обширное повреждение головного мозга, и теперь живет в доме, где о ней смогут позаботиться. Раньше мы постоянно ее проведывали, а сейчас я вижу ее один раз каждые пару недель. Папа навещает ее при каждом удобном случае, который ему выпадает. Такое чувство, что он думает, будто она очухается. Бенни, которому я солгала, на самом деле и не помнит, какой она была прежде. Ему было всего семь.
— О господи. Мне так жаль. — Он погладил меня по волосам и щеке, и внезапно я почувствовала, как часть тяжкого груза спала с моих плеч. Я никогда и никому раньше не рассказывала об этом. — Иди сюда.
Он откинулся на спину, похлопал себя по груди, на которой я разместила свою голову, и затем молча стал поглаживал мои волосы. Я не знала, как долго мы пролежали тут, не произнося ни единого слова, но не думаю, что кого-то из нас это волновало. Это было как то естественно. И ничего общего с тем, чем я себе представляла, занимались бы лучшие друзья.
Вон
Я не хотел быть ее лучшим другом. Я хотел ее всю и желал рассказать об этом всему миру. Но это во мне говорил эгоист. Мой отец такой же, и я ненавидел его за то, что это побуждало меня сказать... она заслуживала парня лучше, который не обременен темным прошлым.
Ее волосы ощущались такими невероятно нежными под моими пальцами, будто лепестки цветов, и такими гладкими и мягкими, что я был согласен гладить их до самой смерти, если бы она мне позволила. Но не думаю, что она бы позволила, и все-таки я не мог не улыбаться от того, что это в принципе возможно, и был чертовски рад, что она не могла видеть меня и мою идиотскую и бестолковую ухмылку.
— Почему ты не нравишься Эйприл? — спросила она, а я почувствовал, как от ее сладкого мелодичного голоса мое чертово сердце стало биться быстрее. Это было словно музыка с небес. Знаю, звучит банально, но она была моей свободой от этой жизни, моей птичкой певчей, так что я бы боролся с каждым, кто бы захотел отнять ее у меня, в том числе и с Эйприл.
— Наверное, она думает, что я буду оказывать на тебя дурное влияние, — ответил я, а она захихикала, что отдалось мне в рёбра.
— А ты собираешься?
— Я — пасс. — В этот раз она рассмеялась громче и попыталась приподняться, чтобы увидеть мое лицо, но я не хотел, чтобы она это делала, потому как знал, что она была уверена, будто я шутил, не смотря на то, что это было правдой. Очевидно, Эйприл была права, и мне было лучше держаться подальше от кого-то столь прекрасного и невинного как Харпер, и все же я не мог. Даже если бы и хотел. Поэтому я прижал ее к себе, от чего она засмеялась сильнее, и поцеловал в макушку, вдыхая запах ее медово-цветочного шампуня.
— Это твой первый отказ отвечать, а еще я считаю, что она неправа, — спокойно продолжила она, и я почти поверил в ее слова, но всё же понимал, что это не так.
— У меня есть прошлое, и не все в нем было блестяще. — Разве это не правда.
— В том, что все идет блестяще, нет никакой истины. Держу пари, что твой отец предстает перед людьми во всем блеске, пока не открывает свой рот.
Черт побери, я хотел убить своего отца. Я чувствовал, как во мне нарастала ярость, и я изо всех сил старался сохранять самоконтроль. Тогда она начала пальцами поглаживать мой живот, а мое тело замерло от страха, что она прекратит. Надо полагать, что это было ложное суждение, так как она бы остановилась в любом случае, а я хотел сказать ей не прекращать это, но я трус. Это у меня тоже от придурка-отца.
— Сделаешь мне одолжение, Харпер?
— Ммм, думаю, да.
— Когда Эйприл скажет тебе держаться от меня подальше, будешь ли ты помнить эту ночь, помнить, что значит быть в моих объятиях, и как звезды над нами именно в этот момент сияют по-особенному ярче, чем в любую другую ночь, которую я только могу вспомнить. Будешь ли ты помнить это?
Она молчала, а я хотел знать, о чем она думает, но не осмеливался спросить из-за страха услышать то, что мне бы не понравилось. Господи, похоже, мне бы не понравилось это в любом случае.
— Твой единственный вариант попрощаться со мной — это смерть, и даже тогда я бы не хотела этого. Я буду помнить сегодняшний день, сегодняшний вечер и завтра в твоих руках под этими необычно яркими звездами, которые, мне кажется, горят только для нас. Я буду помнить тепло твоих рук вокруг себя и твой запах, ощущение твоей хлопчатобумажной футболки на моей щеке. Я даже буду помнить, как мы встретились, тебя, стоящего с бикини-группой, только потому, что ты такой красивый без рубашки. — Мы оба захихикали, но от ее слов мое сердце сжалось от боли.
Как только я подумал, что собираюсь нарушить правила дружбы, она продолжила, а я хотел услышать каждое слово.
— Я буду помнить, как размышляла о том, что мне очень сильно хотелось узнать, из-за чего у тебя появилась татуировка в виде дерева бонсай, которая окутывает твои ребра и проходит вдоль спины, но была слишком трусливой, чтобы спросить, потому что тогда ты бы знал, что я рассматривала тебя. Тем не менее, прежде всего, Вон... — Казалось, мое сердце остановилось, когда она вот так произнесла мое имя. — Прежде всего, я буду помнить, что мне не хотелось ничего, кроме как поцеловать тебя, когда у меня была такая возможность, пока мы не стали лучшими друзьями. Это моя тебе клятва.
От одного быстрого намеренного движения она оказалась подо мной, руками я уперся по обе стороны ее головы; они казались большими по сравнению с ее миниатюрным лицом. Ее длинные волосы были разбросаны по красному покрывалу, и я знал, что сохраню его навсегда. Я хотел рассказать ей о своей татуировке, о своей матери, но не сейчас. Я изучал ее, ее большие яркие синие глаза. Они были самыми необыкновенными в мире, будто цвета синей сойки в скворечнике моей мамы. Долгое время я пристально на нее смотрел, наше дыхание смешалось, и все это заставило меня задуматься, насколько сильно я ее хотел. Не только как друга, к черту дружбу. Я хотел, чтобы она была моей, владеть ею, целовать ее, оберегать. Я даже не осознавал, что придвигаюсь к ней ближе, пока она не облизала свои губы, почти касаясь моих, и я понимал, что она не могла отрицать то, что чувствовала, сильнее чем я. Как только ее глаза затрепетали и закрылись, я приблизился своими губами к ее и отведал дивный вкус своей синей птицы счастья.
Одной рукой я обхватил ее подбородок, проскальзывая пальцами ей в волосы, пока вторая пульсировала под моим весом. Я вздрагивал, когда она едва стонала мне в рот, а еще она привела каждую часть меня в полную боевую готовность. Каждую Часть. Я не хотел, чтобы она думала, будто это все, что мне было от нее нужно, разумеется, я хотел ее, я хотел ее сильно. Но речь не об этом, и мне было страшно, что она придет в себя и отвергнет меня. Но вместо этого она проводила ногтями под моей футболкой, по спине, чем сводила меня с ума. Ее губы были такими мягкими, когда я облизывал гладкую кожу изнутри ее верхней губы, прежде чем начать всасывать ее. Ее руки переместились от моих ребер сзади к талии, и я почувствовал, что теряю самообладание, когда она пальцами зацепилась за внутреннюю часть пояса моих штанов.