Письмо тоже было напечатано. Оно начиналось с обращения «Дорогой Джон». Он понимал, что держит в руках письмо, которое начинается с «Дорогой Джон», но после ее ухода он не мог получить письмо, начинающееся такими словами. Она сказала ему прямо в лицо, честно, без обиняков, она рассказала ему все… Он начал читать: «Дорогой Джон…» — и подумал, что это было первое письмо, которое она написала ему. Они были женаты два года, но у нее не было случая написать ему. И это единственное письмо — ирония судьбы! — пришло, когда они разошлись, когда их союз, очевидно, распался.
Его сильно задело, что она напечатала письмо, хотя — он помнил — ее почерк был более или менее разборчив. Если он не видел от нее писем, то, в конце концов, он видел ее записки лавочнику.
Дорогой Джон,
я не знаю, удивит ли тебя мое письмо. Я видела тебя у моего дома в конце января, и, между прочим, Питер тебя заметил тоже. Было бы вежливее пригласить тебя в дом, я понимаю. И мы так и хотели сделать, но, когда я вышла, ты уже ушел.
Джон, я думаю, мы должны встретиться и поговорить. Я догадываюсь, что ты ненавидишь меня, и думаю, что я обошлась с тобой плохо. Но ты был бы, вероятно, ко мне добрее, если бы знал, какой виноватой я себя чувствовала все эти месяцы. Бесполезно напоминать, как я предупреждала тебя, что, если Питер когда-нибудь вернется и захочет меня вернуть, я уйду к нему. Очевидно, это не те слова, что говорят, когда выходят замуж. И теперь я признаю, так говорить было глупо и бестактно. Но я также помню, что, когда мы пришли в мэрию зарегистрировать наш брак, я говорила, что тебе необязательно давать мне какие-нибудь клятвы. Мне хотелось бы извиниться здесь и сейчас, если я сделала тебя несчастным, сказав такое.
Так мы сможем встретиться? Вероятно, ты уже немного успокоился и не станешь так волноваться, как последний раз, когда мы говорили? Я сейчас не в лучшей форме и думаю — и, как ни странно, боюсь, — что ты больше не испытываешь ко мне тех чувств, что раньше. Но можно любить по-другому, и мне хотелось бы думать, что мы сможем еще любить друг друга, каждый из нас сможет склеить осколки своей любви и начать все сначала.
Было бы лучше, если бы ты не звонил мне. Я скажу тебе, что нам лучше сделать. Не приходи сюда, я тоже не приду к тебе. Давай встретимся в Хартлендских Садах, если хочешь — выпьем чаю и, может быть, погуляем. Ты водил меня туда как-то в апреле, и я запомнила, ты говорил, что там здорово, когда расцветают нарциссы.
Итак, если ты согласен, как насчет следующей субботы, то есть второго апреля?
Питер должен уехать в этот день. Я буду в Садах в кафетерии в три. Тебе подходит?
Я действительно не знаю, как подписаться.
Он прочитал письмо несколько раз. Что-то странное творилось с сердцем. Оно давало сбои, замирало и с трудом включалось в работу. Ему пришлось сделать несколько глубоких вздохов, чтобы успокоиться и приучить себя к мысли, что перед ним письмо от Дженифер, письмо от его жены. И она решила пригласить его, она хотела его видеть. И если он не будет таким дураком, не бросится в сторону, то поговорит с ней, посидит с ней… Конечно, Питер Моран тоже может оказаться там.
Джон еще раз пробежал глазами страницу. Да нет, она хотела видеть его наедине. Она акцентировала на этом его внимание. Она хотела видеть его, когда Питера Морана не будет в городе. Не значит ли это, что она не собирается ставить Питера в известность? Вероятно, так.
Джон никогда не держал дома много спиртного. Он не был любителем выпить, так же как и Дженифер не увлекалась этим, хотя они оба могли выпить пива в пабе или позволить себе глоток-другой хереса перед обедом в ресторане. Но у него всегда была в запасе бутылка бренди, как говорится, в медицинских целях. Он держал эту бутылку в шкафу, так же как аспирин в аптечке. Бутылка была почти полной. Джон налил немного в обыкновенный стакан и выпил залпом, задохнулся, но через мгновение пришел в себя.
Чай давно остыл. Он вылил его в раковину. Как это у нее просто, не правда ли? Собрать осколки и начать все сначала. Несомненно, после всего, что случилось, они вряд ли почувствуют друг к другу то же, что было раньше. Романтика ушла, но есть и другая любовь, более зрелая, которая, возможно, лучше страсти, которая гораздо лучше для долгих отношений.
«Рискованно так думать, строить жизнь только на этом — тоже большой риск, — подумал Джон. — Она уверена, что мое отношение изменилось и я больше не питаю к ней интереса. Напоминает мне, как всегда угрожала вернуться к Питеру Морану, если он изменится. И эта чепуха насчет отказа от клятв. Я тоже в них не нуждался, я и не думал о них. Пойду в Хартлендские Сады, конечно же, я пойду туда. Но пока не буду об этом думать».
Без привычки он захмелел, и руки с трудом слушались его. Он добавил в равиоли томатный соус, поджарил тосты. Давненько он не чувствовал такого голода.
Тревога, вызванная письмом, не отпускала. Почему она просила не звонить? Вероятно, она не хотела, чтобы трубку снял Питер или, даже более того, чтобы он слышал их разговор? Это могло означать только одно: она хотела вернуться к нему, но не была уверена в своих шансах. Прежде чем порвать с Мораном, она хочет убедиться, что есть куда вернуться.
Джон старался переключиться на предстоящий уик-энд. Он пытался думать и о Черри, вспомнить ее и Марка, который был обручен с ней. Было время, когда он пытался разыскать старину Марка, кто-то сказал ему, что Марк вернулся в город. Почему бы сейчас не выяснить, где Марк живет, и не договориться с ним где-нибудь встретиться и выпить? Можно завтра заехать к Колину, а можно принять приглашение тетушки пообедать у нее.
Джон стоял у окна и, как в детстве, смотрел на улицу. Ничего не меняется, сколько он себя помнит. Все та же пара домиков напротив, обезьянье дерево у четвертого дома слева. Это дерево посадили, когда Джону было лет восемь, и оно сейчас стало таким огромным, безобразным и нелепым, но почему-то таким родным. Цветущая слива теряла свои розовые лепестки, они падали на землю, словно розовый снег, наполовину прикрыв первоцветы. Дженифер вспомнила о нарциссах и не забыла, как он водил ее в Сады первый раз в апреле. Возможно, она представляет будущую встречу как воссоединение…
— Довольно об этом, — громко сказал он и удивился, сколько злости прозвучало в его голосе.
По-прежнему с письмом в руке Джон подошел к креслу, в котором лежала сумка с книгами. Он швырнул ее туда, когда вернулся домой. Вытряхнув книги из сумки, он на мгновение задумался. Две — Ле Карре, одна — Филби, роман Дизраэли. Ну, это все пока подождет. Из груды книг Джон выбрал роман Райдера Хаггарда «Аллан Кватермэн» и побрел в гостиную. Однако жаль, что в библиотеке не оказалось «Копей царя Соломона».
В те дни, начиная читать новую книгу, он сравнивал первое и последнее предложения с зашифрованным текстом. Получалось, что он читал последнюю строку в книге, но он никогда не был среди тех читателей, которых в первую очередь интересует, чем все заканчивается. Он сравнил шесть закодированных слов из первой записки с первой строкой «Достопочтенного школяра» Ле Карре. Ни-че-го, абсолютная чепуха.
«В мире буквально миллионы книг, пригодных для шифровки, — подумал Джон. — Тебе никогда не разыскать нужную».