Окошечко в старомодной арке-нише для приема церемонно захлопывается. От его деревянной маленькой рамы, как и повсюду здесь, откалываются мелкие кусочки краски. Какое-то время смотрю на них, отсчитывая про себя назад от двадцати до нуля, чтобы унять злость.
Я не буду сейчас орать, выбивать это треклятое окошко, а после и двери в этой убогой нише, требовать ясных и понятных указаний, грозить разбирательствам и снятием с мест за профнепригодность. Не стоит сразу скандалить и конфликтовать. Что-то подсказывает, что у меня и так будет достаточно времени для этого.
Хорошо, пусть так. Пусть быстро решить все вопросы у меня не выйдет. Я все равно приехала на две недели. Моя квартира-студия снята минимум на две недели. Ровно две недели перерыва (последние семь дней я брала на случай совсем мерзкого положения дел, и теперь понимаю, что не зря) я объявила в работе с партнёрами и заказчиками. У меня есть ещё целых четырнадцать дней, включая сегодняшний, который только начался. Или тринадцать, если я поддамся соблазну и устрою грандиозную попойку в честь прибытия.
Чемодан продолжает бухтеть на меня чудом уцелевшими колёсами, когда мы с ним покидаем странное здание, где мне приходилось бывать и до этого — вот только никогда меня не трясло от злости так, как сегодня.
Никогда не возвращайтесь в места вашего детства. Иначе они покажутся вам маленьким и тесными, как домик для подросшей Алисы из страны чудес, выпившей чудо-настойку и проломившей головой крышу. Сейчас я бы с удовольствием тоже проломила чью-то крышу или бестолковую голову, допустившую такую тягомотину из-за мелкой бумажки в начале двадцать первого века, когда все дела решаются одним кликом в интернете.
Но этим я займусь потом. Сейчас главное — доехать до моего временного жилища, вырубить телефон и не отвечать на жалостливые звонки тетки, которая обязательно решит, что всю эту волокиту я устроила самолично, из подлости душевной. Потому что мне нужна эта несчастная квартира, пустовавшая последние пятнадцать лет, где я когда-то росла и в права владения которой вступила после смерти родителей. А теперь не спешу переписывать на сестру матери и специально порчу нервы ее кровиночке, ее доченьке, которая вышла замуж и с осени собирается переехать из райцентра, жить в городе, строить семью — не то что я, бестолковая и бездетная, презирающая нашу семью, наш род, свой город и свои корни.
Прыгая в проходящий мимо маршрутный автобус (хватит с меня местных таксистов) я с удовольствием жму на кнопку отбоя в телефоне, сбрасывая тёткин звонок, заранее, по памяти слыша ее ноющий голос: «Поли-ночка, ну что там? Что, опять ничего? Я так и думала… Так и думала… Ох, что же нам теперь делать? Что делать-то?»
Позвоню ей потом, когда немного успокоюсь и доеду домой. Мне, в конце концов, устраиваться на новом месте, не хочу быть ещё в большем раздрае к этому времени.
Моя новая квартира находится в бывшей котельной на отшибе города. Да, именно так — я спланировала это заранее.
Устав от звонков тетки, живущей в соседнем райцентре и объявившийся с год назад, я не выдержала и пообещала ей приехать в начале лета, чтобы решить вопросы, из-за которых она не могла спокойно жить, а заодно и мне не давала. Сестра матери, которая видела меня в последний раз лет в четырнадцать, ухитрилась найти мой номер, после чего доставала и в роуминге, и на срочном проекте, и в отпуске, где меня искали десятки заказчиков и не находили — а вот у неё это отлично получалось.
Так что подготовиться у меня было время — морально и материально. С моральной готовностью, чувствую, я слегка переборщила, а вот в плане жилья — хорошо, что занялась этим вопросом заранее.
— Сейчас заеду к себе, поселюсь и для начала высплюсь, — по старой привычке, чтобы убедиться в том, что все под контролем, проговариваю вслух все мысли. — А потом у меня есть две недели — и один черт, решим вопрос или нет. Дольше я не останусь ни на день. В конце концов, не мне нужны все эти бумажки. А если и дальше будут наяривать по поводу справки, возьму и продам эту квартиру, чтобы отвалили навсегда.
От неожиданно веселой идеи останавливаюсь посереди улицы и довольно посмеиваюсь. Моя семья, с которой я никогда не поддерживала близких отношений, так уверена, что я меркантильное чудовище и обязательно подсуну им пакость, что давно было пора оправдать их подозрения.
— Дура ты, Полина, — снова обращаюсь сама к себе. — Нет, чтобы додуматься до этого хотя бы вчера, до того, как села на поезд. А так — уже поздно. Хотя — нет, не поздно. Две недели — и до свидания. И никакого отступления от намеченных планов.