— Миха, я так близко, — слова срываются с губ так быстро, потому что моя надвигающаяся разрядка вот-вот наступит.
Гляжу снизу-вверх, как своим большим телом он накрывает мое миниатюрное. Он скользит своей грудью по моей, и шепчет на ухо:
— Держись, красавица, я потратил слишком много времени в ожидании увидеть тебя такой. Ты намного сексуальней, чем в моих мечтах… а мои мечты были чертовски яркими.
После того, как мы оба снимаем с себя одежду, Миха проводит указательным пальцем вверх по всему моему телу, от кончиков ног до губ. Я наконец-то, могу хорошо разглядеть его обнаженным, и замираю. Широко распахиваю глаза… как, черт возьми, мое тело будет приспосабливаться к нему? Он перехватывает мой испуганный взгляд, и слегка касается моего подбородка пальцем.
— Уверена, что хочешь этого, красавица? Пожалуйста, скажи "да", или мне придется принять холодный душ.
Смешок вырывается у меня из горла, когда я хватаю его за руку и слегка целую.
— Я никогда и ни в чем не была так уверена в своей жизни, но я нервничаю, — шепчу я, но в этот момент мое горло сжимается. — Я хочу, чтобы тебе тоже было хорошо.
Он ничего не отвечает, а вместо этого берет мою руку и подносит к своему лицу. Прижимая ее к своей щеке, Миха наклоняется вперед и целует меня.
В ту минуту, когда он тянется за презервативом, который находится у него в кармане, я молюсь и закрываю глаза. Я хочу этого больше всего на свете, но те ужасные истории, которые я слышала про первый раз для девушки, ужасно пугают. Эти леденящие душу мысли вызывают приступ неожиданной, непонятной тревоги. Должно быть, я прикусила губу, потому что мои глаза открываются, когда Миха освобождает ее пальцем. Я сразу размыкаю губы, и он снова плотно припечатывает свой рот к моему. Этот поцелуй не такой как раньше. Это поцелуй, чтобы закончить все поцелуи.
Он мягко шепчет:
— Клянусь, я не такой как ты Эльза, но мне кажется, что я влюблен в тебя.
— О, Миха, я знаю. Я тоже влюблена в тебя, — мои глаза мгновенно наполняются слезами. У меня есть подтверждение тому, на что я так долго надеялась. Он любит меня.
Удивление на его лице тает, и от искорки, загорающейся в глазах, расплывается улыбка.
— Действительно, красавица?
Я не могу сдержать ответной улыбки.
— Действительно.
— Позволь мне показать, как сильно я люблю тебя.
Мое сердце замирает, я забываю, как дышать, и клянусь, время будто останавливается. Я так страстно хочу его.
— Покажи мне.
Крепко хватая меня за поясницу, Миха перекидывает одну мою ногу через бедро. Он встает, наклоняется вперед и захватывает мои губы своими. Я снова теряюсь, как и всегда, когда он целует меня. Мгновенно, он раздвигает мои губы своим языком и проскальзывает в рот, одновременно погружаясь внутрь моего тела. Впиваясь в его плечи, я кричу ему в губы. Жжение меркнет в сравнении с тем, какой невероятно довольной, я себя ощущаю. Он поглощает меня, а я жадно принимаю все, не обращая внимания на боль. Мое тело дрожит при каждом стоне, который срывается с моих губ. Я притягиваю парня еще ближе, пока бедрами он толкается в меня. Движения назад и вперед притупляют мою боль, пока желание усиливается в десятки раз.
Наша потребность друг в друге становится только сильнее, когда сведенный сексом с ума Миха опускается на локти и начинает толкаться в меня с бешенной скоростью. Сексуальные стоны, соблазнительная улыбка, делают его еще более желанным. Я чувствую, что уже на грани, мышцы живота сокращаются и напрягаются перед тем, как отправить меня за грань к эйфории. Вздрагиваю от его неотрывного взгляда, и крепких объятий, которые отправляют меня прямо в забвение. Не проходит и двух секунд, как Миха кончает, с остекленевшими глазами выкрикивая мое имя.
Глава 2
Наши дни
Я все еще сражаюсь, даже после всего прошедшего времени, мой разум не в силах остановить воспоминания. Даже не могу сосчитать, сколько раз слышала, что пять лет – довольно долгий срок, чтобы забыть кого-то. Никто не понимает. Здесь в Берне, в моем любимом спортивном зале, я делаю то единственное, что помогает мне прожить еще один день… без него. Прошли месяцы и годы, но боль в груди столь же реальна, как это было в тот момент, когда жизнь утратила всякий смысл.