В огромном торговом центре мы нашли небольшую фотостудию, где мне моментально сделали все нужные фотографии. Я заметила на стене образцы фотопортретов, на которых были люди в исторических костюмах. Мы поинтересовались у фотографа, можно ли и нам сделать такой. В наше распоряжение тут же была предоставлена целая гардеробная с костюмами разных эпох, сделавшими бы честь небольшому театру. Как мы выяснили позже, их действительно приобрели на распродаже реквизита в одном разорившемся театре. Я стала азартно рыться в костюмах и уже присмотрела для Эдварда парадный наряд вельможи времён Людовика ХIV, но тут заметила, как он с какой-то непонятной мне грустью и даже тоской, смотрит на военную форму начала ХХ века. Поймав мой удивлённый взгляд, Эдвард объяснил свой интерес.
– Знаешь, в юности я мечтал стать военным. Просто дни считал до того момента, когда мне исполнится восемнадцать лет, и я смогу вступить в армию и отправиться воевать. Но из-за болезни, – тут он бросил насторожённый взгляд на занавеску, отделяющую гардероб от фотостудии, – и всего, что потом случилось, надеть военную форму мне так и не удалось. Сейчас я понимаю, что был всего лишь восторженным мальчишкой, готовым лезть под пули ради призрачной славы, но я всё ещё помню, как мечтал облачиться в военную форму. Я считал, что в ней я буду выглядеть бравым воякой, и все соседские девушки будут вздыхать по мне.
Он усмехнулся. Это была печальная усмешка. Он словно смеялся над наивностью того мальчика, каким был когда-то. Мне захотелось поцелуем стереть эту печаль из его глаз, но на это я пока не имела права. Не хотела нарушать наш уговор в день его заключения. Нарушу немного попозже. А сейчас я решила поднять ему настроение другим способом. По крайней мере, попытаться.
В итоге Эдвард позировал для портрета в этой самой офицерской форме, которая невероятно ему шла и практически подошла по размеру. Чтобы соответствовать его образу, я нацепила костюм сестры милосердия того же времени. Это был практически мешок, на несколько размеров больше, чем нужно и гораздо длиннее. А полагавшаяся к нему косынка закрывала, и волосы и шею, и щёки. Короче, в нём я выглядела тем ещё чучелом. Но фотограф усадил меня в кресло, с профессиональной ловкостью задрапировал лишнюю материю, и это уже не выглядело так ужасно, как поначалу.
Сделав несколько снимков, фотограф пообещал в течение часа сделать портрет и вставить его в рамку. Этот час мы провели, бродя по торговому центру и закупая всякие нужные для школы канцтовары. Для меня мы также приобрели сумку для тетрадей и учебников. Сначала Эдвард хотел купить мне рюкзак, но, перемерив их целую кучу, я отказалась от этой идеи. В рюкзаке я чувствовала себя неуютно, он мне мешал.
Я вообще не любила, когда что-то закрывало мне спину. Понять причину этой странности я не могла, но факт оставался фактом – закрытая спина вызывала у меня нечто вроде клаустрофобии. Даже топики, которые я носила как нижнее бельё, я предпочитала с открытой спиной. На волне покупательского бума Элис, я подсунула множество таких в общую кучу покупок. А те, у которых спина была закрыта, я перешила. Либо углубила уже имеющийся вырез, либо, если уж спина была закрыта по самую шею, просто вырезала большую дыру в районе лопаток. Благо, у Эсми была куча швейных принадлежностей, и я обработала обрезанные края на швейной машинке, когда она с Карлайлом в очередной раз уехала на охоту. А поскольку я всегда надевала какую-нибудь рубашку или кофточку поверх топа, то о моей странности никто из Калленов не знал. Мне было неудобно за эту свою маленькую сумасшедшинку, но поскольку это было вполне безобидная странность, я решила на этот счёт не заморачиваться. По большому счёту, у меня хватало других, гораздо больших странностей, так что на эту можно было не обращать внимания. Аукалось это очень редко, как, например, сегодня, в случае с рюкзаком. Но, в конце концов, я же не в поход собираюсь идти, а сумочка, которую мы в итоге выбрали, была очень даже симпатичная.
Спустя час мы забрали портрет. Я была потрясена, насколько здорово мы на нём получились. При этом для портрета фотограф из множества сделанных кадров выбрал именно тот, на котором Эдвард посмотрел на меня. Я этого не видела, поскольку он стоял позади меня, положив руку мне на плечо, как обычно люди позируют на старых фотографиях. Видимо, фотограф был настоящим мастером своего дела – он сумел поймать этот исполненный невероятной нежности взгляд и запечатлеть его на плёнке. Я сглотнула внезапно образовавшийся в горле комок. Это было перенесённое на фотобумагу признание в любви. И пусть слова ещё не произнесены, теперь у меня не осталось больше никаких сомнений в его чувствах.
После торгового центра мы направились в Луна-парк. И хотя, «благодаря» Элис, сюрприза у Эдварда не вышло, но удовольствие я получила не меньшее. Может даже и большее, поскольку предвкушала это событие в течение нескольких часов. Мы бродили по парку почти до самого закрытия. Перекатались на всех возможных качелях и каруселях, посмотрели выступления разных клоунов, жонглёров и фокусников, перепробовали все возможные лакомства. Собственно, пробовала я, точнее, ела. И, как всегда, в неимоверных количествах. Но, для конспирации, Эдвард всё покупал в двойном экземпляре, а потом ходил с полусъеденным мороженым или хот-догом в руках, время от времени поднося его ко рту, а потом заменяя на мой, более съеденный, и так до тех пор, пока я не съедала обе порции. После чего он покупал нам новые.
И лишь одно он отказывался покупать и для себя тоже – сахарную вату. Эдвард наотрез отказывался даже держать в руках эти огромные, ядовито-розовые пушистые комки, а тем более делать вид, что ест их. Видимо, считал, что это несколько умаляет его мужественность, хотя, по-моему, такое в принципе было невозможно. И хотя я указала ему на нескольких мужчин, евших эту несчастную вату, переубедить его я не смогла. Для меня он был готов купить хоть всю вату, имеющуюся в парке, но для себя – отказывался напрочь. Похоже, у него тоже был какой-то крошечный пунктик. Я вспомнила свои топики с дырами на спине и больше не настаивала.
Незадолго до закрытия, когда мы уже просто бродили между аттракционами, с наступлением темноты ставшими ещё ярче и завлекательнее благодаря разноцветным огонькам, а я, наконец-то наелась, Эдвард вдруг, словно что-то увидев, стал целенаправленно пробираться сквозь толпу, ловко маневрируя между людьми и таща меня на буксире. Мне оставалось только следовать за ним неизвестно куда, поскольку кроме его спины я ничего не видела.
Когда Эдвард, наконец, остановился, я вынырнула из-за его спины и увидела перед собой некое подобие тира. В нём надо было сбивать жестяные банки из-под колы бейсбольными мячами. За большое количество попаданий полагался приз – мягкая игрушка. Этими призами были увешаны все боковые стены импровизированного тира. Суперприз – огромная плюшевая панда – висел на самом виду. Эдвард купил у продавца двадцать бросков – именно такое количество попаданий требовалось, чтобы получить эту панду. Расстояние до «мишеней» было значительное. Но я ни капли не сомневалась, что Эдвард легко выбьет все жестянки. Я оценила размеры чёрно-белой зверюшки и начала прикидывать, куда именно я смогу её пристроить в спальне, чтобы и нам с Эдвардом осталось место.
Эдвард начал швырять мячи. Я спокойно ждала его триумфа, но вдруг, после трёх попаданий, он промазал. У меня отпала челюсть. Эдвард промазал?! Такого просто не могло быть! Он мог легко сбить все эти мишени даже стоя к ним спиной! Что случилось?
А Эдвард продолжал кидать мячи, тщательно прицеливаясь, радостно улыбаясь попаданию и издавая расстроенный стон при очередном промахе. Поняв, что он что-то задумал, я начала ему подыгрывать: подбадривать, радоваться попаданиям и утешать после промахов. В итоге он сбил только четырнадцать банок из двадцати. За такой результат тоже полагался приз, хотя и небольшой. Запустив Эдварда за импровизированный прилавок, продавец махнул рукой в сторону стены, сплошь завешенной небольшими – не крупнее котёнка – мягкими игрушками, предлагая выбрать среди них себе приз. Эдвард, ни секунды не раздумывая, целенаправленно прошёл в дальний угол и снял что-то со стены, после чего торжественно преподнёс мне свою добычу. Разглядев у него в руках маленького жёлтого слона и вспомнив наш вчерашний разговор, я расхохоталась. Да уж, чувство юмора у него развито прекрасно, с этим не поспоришь.